– Почтенный мастер, – сотник, свернув бумагу, кашлянул и заговорил, доверительно понизив голос: – Ты ведь понимаешь, моя… супруга будет настаивать, что оскорбление стало ответом на непочтительное отношение со стороны твоей жены. Впрочем, твои мастера, подмастерья и ученики всё слышали и видели, и будут свидетельствовать, но скандал будет безобразный. Ты действительно этого хочешь?

– Господин, безнаказанность порождает сперва непочтение, затем проступок, а потом и преступление. Почтеннейше прошу господина повлиять на свою высокородную супругу, дабы отвратить её от совершения куда менее безобидных поступков в дальнейшем, – проговорил мастер Ли. – Кроме того, – добавил он почти шёпотом, – я… очень люблю свою жену, и очень боюсь, как бы она не причинила вам лишнее беспокойство, нанеся ущерб здоровью вашей супруги.

– Насколько далеко может зайти это… беспокойство? – так же тихо спросил сотник, похолодев от ещё более нехорошего предчувствия.

– Достаточно далеко, господин.

– Есть основания так полагать?

– Для одной из женщин это вполне может закончиться потерей лица, господин. Но для которой – не возьмусь судить. Впрочем… Моя жена умна, и вашей супруге это может не понравиться.

Сотник помрачнел. Раз за разом он давал взятки чиновникам, чтобы замять очень некрасивые выходки жены, и отделывался всего лишь сменой места службы. Сейчас судьёй, за неимением в Бейши более высокого начальства, придётся быть ему. Жалобы носили и крестьяне, но потравы и мелкое воровство в подмётки не годились нынешнему делу. Не на соседку, не углядевшую за козой, жалуются, а на его жену. Которой, если честно, давно пора укоротить язык.

– Выгораживать жену не стану, – сказал сотник. – Пусть хотя бы раз в жизни получит достойный отпор, ей пойдёт на пользу. Если же не пойдёт… Сам разберусь. Но ты бы занял свою жену чем-нибудь… дабы не было у неё времени на причинение беспокойства.

В конце концов, Бейши – такая глушь, из которой письмо до Лояна месяц идёт, а уж перехватить его дело нехитрое. Пусть жалуется папеньке. Пусть жалуется хоть самой императрице. Письмо до адресата не дойдёт, а как следует вздуть жену – его святое право.

Главное – перед этим хорошенько выпить. Проверенное средство.

– Когда мастера будут принимать экзамен у твоей жены? – поинтересовался он.

– Через десять дней, господин, когда она закончит работу над своими, как она выражается, безупречными изделиями, – последовал ответ.

– Я хочу видеть эти мечи, мастер.

– Конечно, господин. Окажите честь, приходите на экзамен. Кто же, как не воин, сумеет по достоинству оценить клинки?

– Благодарю, мастер. Но затем я напрошусь к вам на ужин, заодно послушаю историю вашей супруги. Полную историю, разумеется.

– Это огромная честь для нас, господин…

– Ступай, почтенный мастер. Твоя жалоба будет рассмотрена в самое ближайшее время.

– Благодарю вас, господин.

От мысли, какая истерика начнётся в доме, стоит уведомить ответчицу о написанной на неё жалобе, ему сделалось жутковато. На трезвую голову такое не пережить. Посему, поручив писарю зарегистрировать жалобу мастера Ли в специальной книге, куда полагалось вносить документы, относящиеся к гражданским разбирательствам, сотник отправился в гостиный двор. Харчевня там была недешёвая, но кормили отменно, а главное, хозяин всегда держал хорошее вино. Как ханьское, так и привозное.

Не в первый раз.

– Как продвигается работа?

– Согласно составленному графику, господин.

– Хорошо, продолжай. А я тут послал… знающих людей на родину той женщины. Интересные подробности выяснились, понимаешь ли… очень интересные… Ты в курсе, чем промышлял её папаша?

– Ковал ворота, оконные решётки, садовые украшения.

– А знаешь ли ты, что это не просто ворота, оконные решётки и садовые украшения? Её папаша делал обереги, и очень сильные. Притом весьма своеобразные, созданные только для того места и для тех людей, которые их заказывали. Если хозяева, скажем, продавали дом и съезжали, обереги просто переставали работать. Если же… ну, ты знаешь, как эти ублюдки, которых мы натравили на местных, поступают с их имуществом… Словом, снятые с изначального места и установленные в другом, обереги начинают работать строго наоборот. То есть привлекать разнообразные несчастья на головы идиотов. А уж если настоящих хозяев убили, то возмездие будет преследовать новых, гм, владельцев оберегов и их потомков до третьего колена. Это уже проявляется, мои люди отследили судьбу нескольких вещей работы этого мастера, и посмотрели, что делается в семьях их новых… хозяев. Алкоголизм, самоубийства, немотивированная агрессия по отношению к соседям, рак у близких родственников… Словом, хороший букет. И, как утверждают мои знатоки, это только начало, дальше будет хуже.

– Вы хотите сказать…

– Да. Её папаша – кузнец-маг. То есть был кузнецом-магом. И есть основания полагать, что весь её род такой. Обереги дома не сработали в тот раз только потому, что рядом с эстонцем, этим недоделанным наблюдателем, был ключник. В противном случае эстонец туда просто не решился бы войти.

– Но, господин, это означает, что женщина тоже может оказаться кузнецом-магом.

– И она. И её сын. И тот китаец, за которого она выскочила замуж, кстати, тоже. Раз их так потянуло друг к другу, значит, это неспроста. Ты бы на всякий случай проверил его генетическую карту. Мало ли. Потомство Ли Чжу по всем законным линиям было истреблено поголовно, но незаконное-то как отследить? Вполне могли остаться незамеченными какие-нибудь бастарды.

– Господин, я одного не могу понять…

– Спрашивай.

– Каким образом ген Ли Чжу мог оказаться среди европейцев, не имеющих ничего общего с Китаем даже в отдалённом прошлом?

– Не ген, а мутация. Вероятность её независимого появления ничтожно мала, но не равна нулю.

– Ясно, господин. Генетическую карту китайца будет нелегко проверить, наблюдателей там сейчас нет. Но я знаю, как это можно обойти. Эманации ключа, находящегося в непосредственной близости от него, помогут.

– Иди. Жду твоего доклада. Как обычно, в любое время суток, по защищённой линии. Сейчас извини, я должен присутствовать на совете акционеров.

Цзы по прозвищу Собачий Объедок считал себя везунчиком.

У стражи Гуаньчжоу были к нему вопросы, притом не насчёт мелких краж, а по поводу куда более серьёзных вещей. Ну, пырнул он того морячка-араба. Так ведь драка была, арабы первые начали… За жмура-чужестранца, естественно, вся стража на уши встала: арабские купцы хороший доход казне дают… Ладно, дело прошлое. Чу и Сяо с ним в той драке тоже набедокурили, но там хоть без жмуриков обошлось. Подставляться под удары толстыми палками им не хотелось в той же степени, что и Цзы – совать шею в петлю. Потому быстренько сделали ноги и, назвавшись чужими прозвищами, примкнули к обозу идущих на границу сезонных рабочих.