Лифтер, тоже ложилой и тоже в синей униформе с золотыми аксельбантами, закрыл тяжелые решетчатые двери лифта, и механизм со скрежетом заработал. Ролло просто стоял и смотрел в одну точку с покорным видом, пока мы не прибыли и лифт не остановился с толчком. Ролло проводил меня до квартиры в самом конце коридора, вошел первым, а я следом за ним.

Двоюродная бабушка Дороти царственно восседала в гостиной в кресле с высокой спинкой и широкими подлокотниками, обитом темно-коричневой кожей и прошитом золотой нитью. Кресло это походило скорее на трон. Вся мебель: еще три кресла, два крохотных диванчика и несколько столов разного калибра, на которых навалено было невероятное количество антикварных безделушек, – стояла хаотично в огромной комнате. Тяжелые занавески были опущены, отчего комната выглядела мрачновато. Стены тоже украшали обои каких-то бессолнечных оттенков коричневого, бежевого и горчично-желтого.

Рука бабушки Дороти слегка дрожала, когда она указала мне на кресло напротив нее. Кресло было обито, но оказалось не по-божески жестким и стояло особняком, никакого столика рядом, куда я могла бы положить свою сумочку и плащ, которые, кстати, никто не забрал на входе. Вскоре появилась древняя женщина, очевидно, прислуга. Она прошаркала ко мне и бесцеремонно схватила плащ с подлокотника, куда я его повесила за неимением лучших вариантов, после чего ушла в другую комнату. Эта особа была из той породы слуг, которые даже не пытаются скрывать своей неприязни.

– Девочка моя, – прочирикала двоюродная бабушка Дороти высоким голосом, словно с маленькой разговаривала. У нее не было акцента, лишь легкий американский назальный выговор. – А как ты себя чувствуешь сегодня? Ну и ладненько. А как тебе Лондон? Ну и славненько.

– Чем могу помочь? – вежливо спросила я.

Она рассмеялась, точно колокольчики зазвенели.

– Ну что ты, девочка, это мы можем тебе помочь. Я так ужасно себя чувствую из-за своего несносного поведения при нашей последней встрече. Но я старая женщина и быстро устаю, так что ты уж прости меня. Какая ты у нас красавица. Надеюсь, тебя никогда не посетят те немочи, которыми я так страдаю. Ах, дитя мое, оставайся всегда молодой и здоровой.

Вернулась престарелая прислуга с маленьким черным подносом в руках. На нем стоял хрустальный графин с хересом, соответствующие бокалы под херес и сухие, неаппетитные на вид кексы.

– Выпей с нами хереса, детка, будь умницей, – попросил Ролло приторным голосом.

Поднос поставили на самый длинный в комнате стол, тот, что стоял у стены, где расположился Ролло. Он разлил херес по бокалам, поднеся первый бабушке Дороти, которая схватила его быстрым движением руки. Второй подал мне, а с третьим встал на своем посту у стены.

После того как все подняли бокалы, я отпила из своего, но напиток мне не понравился, уж слишком сладкий, словно сироп от простуды. Мне стало любопытно, зачем меня позвала Дороти, и, видно, она почувствовала это и посмотрела мне прямо в глаза, выжидая только, когда уйдет из комнаты нерасторопная прислуга.

– Прежде всего, Пенни, милая, позволь заверить тебя, что мы лишь хотим, чтобы все было по-честному. Нам кажется, что твоя мама по праву получила квартиру. Мы даже хотели, чтобы она ее получила, – тихо сказала Дороти. – Пенелопа всегда твердила, что Нэнси – умная и целеустремленная девочка. Как и ты, милочка. Прошу тебя, передай маме эти слова. Берил и Пенелопа никогда не считали, что я буду достаточно хороша для их брата.

Я ахнула, мне нечем было крыть. Я и не подозревала, что она знает об отношении бабушек к ней. Но с виду она была спокойна, не злилась, лишь аккуратно потягивала херес и одобрительно поглядывала на сухие кексы, словно это было блюдо дня.

Мне стало ее немного жаль. Одиночество витало в воздухе. И вообще в квартире было душно и пыльно. Ролло подошел ко мне и протянул портсигар.

– Куришь? – спросил он обходительно.

Это был безобразный портсигар, худший из всех, что я видела, золотой, с выгравированным мужчиной в тюрбане, который восседал на слоне. И у мужчины в тюрбане, и у слона глаза были инкрустированы драгоценными камнями. Ролло смотрел на меня и улыбался.

– Чудесная вещица, правда? На аукционе купил. Крайне редкий экземпляр, но я не мог устоять.

Он нажал на крышку, и она откинулась, механизм внутри приподнял сигареты, словно предлагая закурить. Ролло наклонил голову. Он напоминал мальчишку, который гордится своей игрушкой. Я догадалась, что он ждет моего одобрения.

– Как интересно, – пробормотала я, лишь бы не задеть его чувств.

Каким бы обрюзгшим ни был Ролло, он все же был слишком молод, чтобы долго сидеть в стариковской квартире, несмотря на ее стоимость. И поэтому ему не терпелось доказать свою состоятельность. Мне в голову пришла страшная мысль, что если не остеречься, то и я могу закончить свои дни вот так, сидя в затхлых хоромах и утопая в прошлом, отрезанная от мира.

– Точно не будешь курить? Они же вручную делались. Моя личная смесь табаков, – говорил он назойливо.

– Нет, Ролло, спасибо, – сказала я, насколько возможно мягко.

– О, ради Бога, Ролло! – воскликнула Дороти с осуждением в голосе. – Не приставай к девочке. Она не интересуется этой дрянью. – Счастье в глазах Ролло погасло, и он покорно опустился на стул.

После этой вспышки Дороти обратилась ко мне, голос ее стал мягче.

– Ты уж передай маме, что в сердце я лелею лишь мысли о благосостоянии семьи, – сказала она. – Нам только кажется, что несправедливо отнимать у тебя и Ролло долю в вилле.

Я тщетно искала, куда бы поставить бокал с хересом.

– Я не думаю, что нам стоит обсуждать подобные вопросы без наших адвокатов, – заметила я осторожно, стараясь не говорить лишнего, чтобы не пришлось потом объясняться с юристами. – Так что, если вы хотите передать что-то моей матери, то лучше сделать это через ее адвокатов…

Дороти рассмеялась своим искристым смехом и повернулась к Ролло.

– Ты слышал это, Ролло? – воскликнула она. – Ну что за прелесть! Пенни, детка, речь ведь идет о твоем будущем.

– Ты еще молода. Ты, быть может, не понимаешь, но это может кардинально изменить твою жизнь, – сказал Ролло добрым голосом.

– Сколько раз мы видели, как такое происходит с людьми, особенно с женщинами, – предупредила Дороти. – Вся суть в том, чтобы не дать адвокатам нажиться на родственниках. Этот молодой человек, Джереми, быть может, и желает лучшего, но он явно попал под влияние коллег-юристов. Если бы он действительно заботился о семье, он бы не стал возражать против честного раздела имущества между вами, дети мои.

– А мне кажется, двоюродная бабушка Пенелопа знала, кому и что завещать, – честно сказала я.

– Но она же была старая, – прямо сказала Дороти. – Вот меня хоть бы в пример взять. Старые люди совершают много глупостей. Мы перестаем понимать важность времени и… денег. – Она любезно улыбнулась. – Поэтому вам с Ролло не нужно бороться друг против друга, вам нужно стоять друг за друга горой! – воскликнула она с жаром.