Некоторые платья выцвели, но бабушка тщательно ухаживала за ними и сберегла. Неожиданно мне пришла в голову мысль, что я не прочь надеть одно из этих платьев, да и мама моя просто с ума сойдет, увидев их. А какие имена стояли на них!

– Бог ты мой! – сказала я снова.

Эрик и Тимоти умереть готовы, только бы увидеть такие вещи, дотронуться до них.

Наконец, опьяненная очарованием прошлого, я ревностно завернула все и вернула туда, где нашла. Видимо, к двадцатым и тридцатым двоюродная бабушка Пенелопа питала особую слабость, поскольку я не нашла нарядов от сороковых до девяностых. В ящиках была лишь современная непретенциозная, но дорогая и удобная одежда.

Теперь вниманием моим завладел фотоальбом. Я стерла с него пыль, положила на кровать и села так, чтобы удобно было переворачивать страницы, взвизгивая от восторга. А взвизгивать было от чего. Здесь были фотографии молодой бабушки Пенелопы в нарядах, которые я только что видела, и выглядела она в них просто превосходно. Теперь я имела представление о том, как их надо носить. А она носила их с удовольствием. На одном из снимков она стояла в чудесном вечернем платье в большой гостиной французской виллы и, судя по всему, неплохо проводила время на вечеринке. На пианино в четыре руки играли двое симпатичных молодых людей; тут же, в гостиной, находились красивые гости с коктейлями в руках. Коктейли были в небольших изящных бокалах, не то что в наши дни – ведро, в котором лошадь искупать можно. Мужчины в костюмах выглядели нарядно и мужественно, а женщины – женственно и одухотворенно. Все смеялись, взгляд у многих был лукавым и озорным.

Грустными были только фотографии со свадьбы бабушки Берил. Бабушка Пенелопа стояла перед дверью этой самой квартиры с букетом роз в руках и в каком-то очень интересном наряде. Только на этих снимках она выглядела неброско и несколько подавленно. Особенно в церкви, где она вообще не смотрела в камеру, словно думала о чем-то далеком. Даже рядом с бабушкой Берил, которая блистала в белоснежном платье с вкраплениями роз и кружев, бабушка Пенелопа хмурилась. Видимо, и в те времена свадьбы для одиноких людей были в тягость.

Я перевернула страницу. Забавно было отыскивать бабушку Пенелопу в знакомых комнатах этой квартиры или виллы. Много было фотографий с моря. Особенно мне понравился снимок, где она стояла по щиколотки в пенном прибое в белом купальном костюме и улыбалась фотографу. Она выглядела счастливой и довольной жизнью.

Затем я наткнулась на фотографию, где она была в карнавальном костюме, увешанная драгоценностями: аккуратное ожерелье, похоже, из бриллиантов и прочих дорогих камушков и соответствующие серьги. Ее костюм был сделан под венецианские карнавальные наряды, в руках она держала маску в виде золотой птицы. Она отвела маску от лица, чтобы сфотографироваться. Платье оголяло плечи, рукава спускались колокольчиками. Бабушка сидела в библиотеке спиной к стене, где с одной стороны было окно, а с другой портрет «Мадонны с младенцем». Свет из окна играл на ее драгоценностях.

И – вот здорово! – на следующей фотографии она в своей машине: в той самой «драгонетте», что сейчас гниет в гараже. Правда, на фото машина была вовсе не старой ржавой развалиной, она сияла новизной, а бабушка Пенелопа сидела в дамской шляпке, дорожном плаще и перчатках. Но за рулем была не она. Она сидела на пассажирском сиденье, а машина стояла на стоянке перед виллой. Рядом с водительской дверью, поставив ногу на ступеньку, словно готовый вот-вот сесть за руль и покатать свою прелестную даму, стоял в униформе темноволосый красавец шофер с аккуратными усиками. Были фотографии и других мужчин. Особенно часто встречался пожилой мужчина с седыми волосами и роскошными усами. Он мелькал и там и тут, прекрасно одетый, то в вечернем костюме, то в плаще для утренних прогулок с широкополой шляпой. Он выглядел старше прочего окружения двоюродной бабушки и был несколько суров с виду, часто держал в ухоженных руках дорогую толстую сигару, пуская клубы дыма, отчего казался мудрым и загадочным.

Переворачивая страницы, я нашла еще одного мужчину, часто мелькавшего на фотографиях. Это был изящный пианист, который паясничал перед объективом. Был он худ, жилист и разборчив в одежде. На одних фотографиях он был в экзотической азиатской шапке, на других в костюме для сафари.

Затем был провал во времени, и вдруг пошли цветные фотографии. Снимки моих родителей, на которых они молоды, свадебные фотографии. Несколько моих детских фотографий. Джереми с дядей Питером и тетей Шейлой. Женщины в нашей семье обменивались фотографиями всю свою жизнь. Дальше я нашла фотографию двоюродной бабушки Пенелопы, где она сидела в библиотеке. Лет ей было уже немало, волосы ее побелели, но смотрела она в объектив, словно бросая вызов.

Вдруг в альбоме кончились фотографии. Но зато зажелтели газетные вырезки. Оказывается, бабушка Пенелопа в свое время блистала на театральных подмостках, о чем свидетельствовали положительные рецензии критиков. В основном она пела и играла в комедиях. Все это так взволновало меня, что я даже пожалела, что телефонный звонок отвлек меня от таких интересных подробностей. Впрочем, я ждала звонка от мамы.

Гарольд уже отчитал меня за то, что я выяснила правду о настоящем отце Джереми, и рассказал все адвокату моего отца по электронной почте. Мама сказала, что папа скоро присоединится к разговору, так что мне стоит дождаться его, прежде чем рассказывать подробности о завещании. Я счастлива была заинтриговать маму по поводу подробностей жизни двоюродной бабушки, которые я только что узнала. Я лишь слегка приоткрыла завесу загадочности. Зато завалила вопросами маму. А она покорно мне на них отвечала.

– Почему ты никогда не рассказывала мне, что бабушка Пенелопа жила такой интересной жизнью? – говорила я восхищенно.

Мама удивилась моей реакции на мир двадцатых и тридцатых и с готовностью посвятила меня в детали, после чего я засыпала ее новыми вопросами.

– Странно, что она так и не вышла замуж, – сказала я. – Учитывая, сколько замечательных мужчин вилось вокруг нее! Она даже обручена не была?

– Была, – неохотно ответила мама.

– Правда? – воскликнула я и принялась листать страницы альбома. – И как его звали?

– Что ж, – сказала мама после нескольких бесконечных секунд колебания, – вообще-то она была обручена с твоим дедушкой Найджелом.

– Что?! – воскликнула я. – С твоим отцом?

– Они были обручены всего неделю. Он просто потерял голову. Он и твоя бабушка Берил на тот момент встречались уже почти год, так что, разумеется, женился он на маме.

– С ума сойти! – сказала я. – То есть бабушка Берил и двоюродная бабушка Пенелопа поссорились из-за дедушки Найджела?

Этого просто не могло быть. Тихоня дедушка Найджел? Тот самый дедушка Найджел в старом свитере, который выращивал в саду петуньи? Дедушка Найджел, который засыпал в кресле на лужайке после обеда?

– О, тетя Пенелопа умела флиртовать в молодости. У нее никогда не было серьезных намерений. Она хотела научить сестрицу Берил флиртовать на примере ее же жениха, ну и, в общем, все вышло из-под контроля. Они дрались, словно кошки целый год, а потом еще долго не общались. С сестрами такое часто случается. Но они помирились и остепенились. Впрочем, тетя Пенелопа-то так и не остепенилась. Но у нее появился серьезный кавалер, и продолжалось это много лет.