Давно ли они все были юны: и сами братья, и Башар с тогдашней Махпейкер… Была жива их старшая подруга «госпожа Жирафа», и Сафие-султан жива была… а султан Ахмед был славным парнишкой, настоящим другом…

А еще были живы джан-патриархи.

– А я тебя знаю, – внезапно произнесла Башар, и Картал от неожиданности вздрогнул. – Ты Айше-хатун, одна из фавориток султана. Раньше служила у Кёсем под именем Хадидже-второй.

От Картала не укрылось, как на лице девушки – совсем молоденьком лице! – промелькнула мимолетная досада. Дважды промелькнула: когда Башар назвала ее одной из фавориток и когда было названо ее прежнее имя. Что же это за девушка такая, что не довольствуется мимолетной милостью султана, а желает большего?

Картал напряг память и вспомнил: да, вроде бы говорили о том, что султан Мурад завел себе хасеки. И имя упоминали – не Айше ли, часом? В любом случае сплетни эти смолкли после того, как Мурад вернулся из похода. Тогда он принялся менять коней, друзей, женщин и политику, словно уезжал из Истанбула один человек, а вернулся совсем другой.

Может, шайтан и его надоумил воспользоваться чудодейственной косметикой, а теперь за султана выдает себя самозванец? Ведь было же такое с Яхьей, причем даже без особой маскировки.

Да нет, Кёсем бы подмену сына заметила…

Впрочем, по словам Кёсем, соответствующим тому, что Доган и Картал слышали еще от джан-патриархов, существует проклятый кинжал, меняющий мужчин, будящий их звериную натуру. Кинжал с янтарной рукоятью. Вот почему всем мужчинам клана Крылатых строжайше запрещено касаться какого бы то ни было янтаря.

– И что же столь влиятельная и могущественная госпожа Айше делает в нашей скромной обители? – медовым голосом, под которым явственно пряталась отравленная сталь, вопросила тем временем Башар, и Картал вернулся к делам насущным.

– Действительно, – поддержал он игру невестки. – Неужто по просьбе могущественного султана переоделась ты в платье валиде и отправилась на поиски приключений? Надо будет Тургая попросить при случае сказать великому султану, что шутка вышла интересной.

Айше, как назвала девушку Башар, явственно содрогнулась (хотя кто ее знает, притворство у всех гаремных красавиц в крови!) и со вздохом произнесла:

– Умоляю не губить. Я всего лишь хотела проверить, насколько хорошо научилась маскировке у великой валиде, да хранит ее Аллах. Поскольку ныне я в немилости у султана (голос ее в этот миг почти не дрогнул), прошу, называйте меня прежним именем – Хадидже. Валиде Кёсем-султан знает, что я здесь, потому как сама меня к вам отправила. Можете у нее спросить!

– В таком виде? – недоверчиво прищурилась Башар, и пленница замотала головой:

– Нет, клянусь Аллахом! Я… просто это был самый подходящий способ улизнуть из дворца. Четверг сегодня, в банях женский день…

Объяснение вышло очевидно неубедительным, но ясно было, что красавица не придумала на ходу ничего получше. Зато насчет послания от Кёсем-султан, скорее всего, не лгала.

Башар, однако, разгневалась не на шутку:

– Так ты себя проверить хотела? Свое мастерство?

– Да, клянусь Аллахом! Да провалиться мне в огненную яму, если лгу!

– А о валиде ты, глупейшая из наиглупейших, подумала, когда затевала эту игру? И без того про нее слухи мерзкие ходят! А ну признавайся, сколько раз подобное проделывала?

– Да она знает, она сама нас с Хадидже-первой обучала! Почти каждый день мы с благословения валиде и в ее обличье по саду гуляем! То Хадидже-первая переодевается, то я!

История была невероятно интересной (ай да Кёсем! ай да выдумщица!), но Картал решил отложить ее на потом. Вот эту тайну он желал узнать из уст самой Кёсем и никак иначе! Поэтому не без огорчения, но твердо он вопросил, властным жестом заставив замолкнуть разбушевавшуюся Башар:

– С чем тебя послала к нам Кёсем-султан… Хадидже?

– Шахзаде Ибрагим… болен.

– Это ни для кого не секрет, – фыркнула еще не отошедшая от гнева Башар.

– Но его болезнь… усиливается. Скоро, очень скоро станет он похож на султана Мустафу, пожалей его Аллах! Госпожа слышала о вашем новом лекаре, будто бы он хорош. Просила тайно прислать его ко двору.

Картал на миг задумался. Да нет, все правильно: до какой степени «госпожа слышала о новом лекаре», эта девчонка могла и не знать… Даже точно не знала, не должна была.

Хусейн-эфенди действительно хорош. Джиджи-эфенди, «духовидец», как прозвали его красавицы из богатых домов, и прозвище это моментально распространилось по всему Истанбулу. Никто не знал, что помимо жизни публичной – а жил Джиджи-эфенди на широкую ногу, ни в каких радостях бытия себе не отказывая, кроме, возможно, трубки с терьяком, от коего люди теряют разум, – была у лекаря и иная жизнь, скрытая глубоко и совсем, ох, совсем не каждому ведомая.

– Хорошо, – наконец кивнул Картал. – Передай госпоже, что в ближайшие дни все будет сделано. Не сегодня и не завтра, пожалуй, но через день приведем лекаря. А теперь пусть Башар поможет тебе навести красоту и ступай отсюда. В иной день предложили бы тебе отдых и еду, но сейчас не взыщи. Султанша не может надолго задерживаться в простом доме, слухи ненужные пойдут.

И вышел, усмехаясь собственным мыслям. Ну, Кёсем, ну, проказница! А чего еще он не знает о своей любимой?

На душе почему-то стало легко и беспечально. Кажется, все неприятности, которые Аллах выписал в Книге Судеб для Картала на этот день, наконец-то остались позади.

* * *

Подобного унижения Хадидже-вторая не испытывала уже очень давно. Даже Мурад, случалось, был холоден и безжалостен, но султан – он и есть султан, он возвышается над прочими смертными подобно высочайшей горе, у подножия которой раскинулись людские поселения. И, ежеминутно понимая, сколь легко улететь с этой горы в пропасть, Хадидже боялась, боялась безумно, но не испытывала ярости.

Сейчас же ее посмели унизить люди, стоящие неизмеримо ниже ее по положению, и Хадидже сходила с ума, представляя себе во всех красках, как мерзкого Картала волокут по улице, затем задом наперед сажают на осла, обмазывают навозом и увозят в Семибашенный Едикуле, а там, в зиндане, кормят лепешкой раз в день и не жалеют плетей. А проклятую Башар можно отдать в казармы янычарам – конечно, если те позарятся на эдакую старуху!

Разумеется, Хадидже осознавала, что сейчас мечтания ее бесплодны. Кёсем-султан сильна, и Крылатые – это ее глаза, уши и руки на улицах Истанбула, а может, и еще где-нибудь. Но не всегда же в гареме будет править Кёсем! Глядишь, и звезда Хадидже взойдет когда-нибудь… А звезда Крылатых закатится. На все воля Аллаха.

Но все-таки возвращаться в гарем было отчего-то нестерпимо стыдно. Как стыдно было принимать помощь Башар, вроде бы помалкивающей и даже услужливой, но не скрывающей насмешливого блеска глаз. О Аллах, разве это справедливо? Эта Башар… она ведь никто, она меньше, чем никто! Когдатошняя наложница, подаренная давно уже мертвым султаном одному из его еще в юности позабытых друзей! Почему же она смеет смотреть так спокойно и свободно, вести себя так развязно, почему смеет просто жить, не опуская глаз?