Первая мысль – отшвырнуть рубашку и обнять Лилиан, но потом отодвигаю рубашку в сторону, чтобы она не загорелась, и тянусь за пистолетом.

Лилиан вздрагивает.

– Нет, не нужно… Пустяки, все в порядке.

– Это не пустяки, – тихо говорю я и протягиваю ей руку, будто приглашая в свои объятия. Разделяющий нас незримый барьер словно исчезает, и она, сделав три шага, прижимается ко мне. Я крепко стискиваю ее, и девушка касается лицом моей груди. Рубашка так и лежит на земле, но мне уже не холодно.

– Расскажите… расскажи с самого начала, что случилось. Ты взяла флягу и пошла за водой. А потом?

Ее колотит, и она стискивает в руках фляжку так, что аж костяшки пальцев белеют. У меня обрывается сердце. Я узнаю этот растерянный взгляд и дрожь. Когда она вчера крепко заснула, я подумал, что худшее позади. Но сейчас ее состояние гораздо хуже, чем раньше.

– Вы… ты подумаешь, что я безумна, Тарвер. – Она смотрит куда-то мимо меня, и я стараюсь придать лицу спокойное выражение и жду. Она почувствует тишину и заговорит. – Еще безумнее, – поправляет она себя, а потом снова прижимается лицом к моей груди, словно ее измотала попытка заговорить. Теперь я почти поддерживаю ее, чтобы она не упала.

– Все равно расскажи, – тихо говорю я, выключая пистолет и засовывая его в кобуру. Теперь я могу обнять Лилиан обеими руками: она упирается головой мне под подбородок. Я закрываю глаза. – Не важно, что я подумаю, просто расскажи, что случилось.

Лилиан отвечает не сразу. Она уже почти не дрожит, но еще не успокоилась. Я чувствую, как она дышит – учащенно, сбивчиво.

– Я их видела, – наконец бормочет она, – голоса. Да, я знаю, как это звучит. Можешь даже не говорить.

Я чувствую давящую свинцовую тяжесть в животе. Она права.

Еще безумнее. Боже мой, только не это.

– Люди? Ты видела людей?

Ее едва заметный кивок ощущается кожей. Я мысленно отмечаю, что она, должно быть, сильно перепугалась, раз не обращает внимания, что я, полуголый, обнимаю ее, а она прижимается щекой к моей обнаженной груди.

– На том берегу реки. Я стояла там одна, набирала воду, а потом…

– Как они выглядели?

Должно же быть какое-то доступное моему пониманию объяснение!..

– Я знаю, кто они. – Ее голос звучит сдавленно. Хотел бы я пройти с ней через это, поддержать ее… – Они смотрели на меня и показывали туда. – Она кивает в сторону гор и места крушения за ними – туда мы и идем. – Сквозь них было видно туман, а когда вышло солнце, они исчезли. – Девушка замолкает и сглатывает. Напряженный голос срывается. – Одна женщина была не обута.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду. Но потом до меня доходит, и я обнимаю ее крепче.

– Они не настоящие, Лилиан. Я верю, что ты их видела, но ты ведь знаешь, что сильно ударилась головой… Вот вернемся в цивилизацию – тебя за секунду вылечат. А пока пообещай, что не станешь гоняться за тем, что видишь. Ты могла пострадать.

Она замирает. Интересно, ждала ли она, что я поверю? Что ее видения покажутся мне убедительнее голосов у нее в голове?

– Тарвер, скольких ты похоронил?

– Мы не виноваты в их смерти, Лилиан. Мы отнеслись к ним с уважением. Если ты чувствуешь вину из-за того, что случилось…

– Их ведь пятеро было, да? – Она отодвигается и смотрит на меня настойчиво. Зрачки у нее расширены, и голубые глаза кажутся черными. Меня пугает ее загнанный взгляд. – Ты не дал мне их увидеть. Откуда тогда я знаю? Тарвер, неужели ты не понимаешь? Я не сумасшедшая! Меня преследуют призраки.

Я не знаю, как мне быть. Нельзя взывать к охваченному безумием разуму и нельзя рявкать приказным тоном на девушку – она ведь не мой солдат. Я придаю лицу спокойное и терпеливое выражение, которое раньше сильно ее раздражало, и только тогда говорю.

– Я уверен, что говорил тебе, сколько там было людей. – Но мы оба знаем, что это неправда. – А даже если не говорил, то очевидно, что их было пятеро – столько мест в капсуле. Пойдем, Лилиан. Я хочу успеть найти безопасное и теплое место для следующего лагеря. Дай мне флягу, я подогрею воды.

Я тянусь за флягой, и Лилиан отодвигается. Она смотрит на меня твердым взглядом, отходя в сторону.

– Две женщины, – говорит она ровным голосом, – та, что без ботинок, ростом с меня. Еще солдат. Я видела его жетоны.

Что-то сдавливает мне горло, и несколько секунд я не могу вдохнуть. Нет, она ошиблась. Она выдумывает. Она видит сейчас мои жетоны – поэтому у нее возникла в голове мысль о них.

Но она не закончила.

– Еще двое мужчин были в смокингах.

Мне наконец удается сделать вдох.

Нет, невозможно. Откуда она знает?

Я дышу ровно и говорю, глядя на нее спокойным взглядом:

– Разумеется, ты видела девушку с себя ростом – у вас один размер обуви. Это не те люди, которых я похоронил, – в капсуле были одни женщины. Ни мужчин, ни солдата.

Даже не знаю, зачем я ей лгу. Мысленно хватаюсь то за одно решение, то за другое и нахожу выход во лжи: я не могу поддаться тому, что говорит Лилиан. Будет только хуже.

Несколько долгих мгновений мы смотрим друг на друга. Она знает, что я лгу. Но потом ее лицо разглаживается, и она смотрит на меня безучастным взглядом.

– Ладно, – говорит она мягко, – тогда идем.

Мы молча собираем вещи. У нас больше не возникает мысли о завтраке.

Не знаю, что еще нужно сказать. Я не могу поощрять ее безумные мысли.

В этом нет никакого смысла.

Она положила камни на их могилы, но тел она не видела. Тел мужчин в смокингах, женщины в рабочем комбинезоне, солдата не намного старше меня.

Его армейские жетоны лежат на дне моего мешка.

– Вы почти дошли до «Икара».

– Нам еще нужно было перейти через горы. Место крушения было по другую сторону. Мы видели, что корабль упал туда.

– В отчетах сказано, что в горах шел снег.

– Да.

– У нас уже заходила речь о горах, но снег вы не упоминали.

– Считаете, я вру насчет погоды?

– Я не знаю, что вы делаете, майор. Пытаюсь узнать. Так был снег?

– Да. Раз у вас есть отчеты по погоде, сомневаюсь, что добавлю что-то новое.

– Попробуйте, майор.

Тарвер не сказал мне, что в горах будет холоднее. Не знаю, может, в горах всегда холодно? Наверное, он подумал, что об этом даже не стоит упоминать.

Когда мы уходим от реки и начинаем подниматься в гору, я вдруг вспоминаю себя той, какой была на «Икаре». Для той девушки флиртовать было так же легко, как дышать, она убегала от телохранителей, ночами напролет сплетничала с подругами. Теперь я на нее не похожа, ее будто вообще больше не существует.