Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому заместо бессмысленных попыток активировать какой-либо навык, Рэндидли сосредоточился, пока перед его глазами не оказались четыре капли Эфира, которые он подтолкнул огромным волевым усилием.
Какое-то время ничего не происходило. Затем эти четыре капли начали дрожать и вытекать из его тела, направляясь к этим четырём путям огоньков.
– Вперёд… Прошу вас… – шептал Рэндидли.
Кто бы мог подумать, но Эфир снова задрожал и ускорился. Когда Эфир вокруг него начал завихряться, а сказанные слова будто повисли в тяжёлом воздухе, показалось, будто Рэндидли находился внутри большой пещеры.
– Идите же… Разделяйтесь…
В текущем положении Рэндидли не требовалось дышать, но когда он это сделал, то смог чуть легче переносить эту угнетающую боль Агонии. Это немного сгладило боль, но этого было недостаточно. Если бы этот уровень боли ему пришлось терпеть, пребывая в физическом теле… А ведь эта боль была намного выше той боли, которую могло перенести его тело.
Но это была духовная боль. Или же он так считал, ведь для защиты себя он постоянно возводил духовные барьеры. Он неустанно придумывал всё новые отвлечения для своего сознания и окружал себя различными стенами, чтобы выиграть время. При этом он подталкивал свой Эфир к тому циклу, чтобы сократить нужное время. Чтобы немного развеяться, он выдумал имена для каждой из тропинок огоньков, основываясь на своих предположениях.
– Энни.
Холодные белые частицы света, казалось, вздрогнули и отозвались вибрацией.
– Сэм.
Яркие и тёплые золотые огоньки покорно устремились к колодцу, втекая в ту воображаемую Рэндидли дыру. Эфир начал сливаться воедино, а его скорость возрастала всё быстрее и быстрее. Вибрация не прекращалась, и Рэндидли подумал, что в этой темноте он услышал едва слышный отголосок слова «Сэм».
– Миссис Гамильтон.
Осторожные огоньки этого пути имели цвет индиго. Они не спешили и не ставили пред собой цель впечатлить кого-либо. Они были уверенны в себе, и от них веяло чем-то загадочным. Чем дольше Рэндидли смотрел на эти огоньки, тем сложнее становилась задача определить их точный цвет. По его первому впечатлению они были цвета индиго, но потом он увидел среди них вспышки зелёного цвета леса, которые в другое время сменялись серыми и коричневыми цветами. Это был цвет маскировки и темноты.
В этот миг вибрация превратилась в голос, который прозвучал так, словно кто-то зевал, просыпаясь после продолжительного сна.
– Шшшшш… Гамильтон….
Рэндидли кивнул и повернулся к оставшейся тропе огоньков.
– Алана.
Они были горячего красного цвета и целеустремлённо направлялись к дыре в груди Рэндидли. Они верили, что он на подсознательном уровне знал больше, чем кто-либо другой, что эта связь была чем-то особенно могущественным. Это был уникальный и мощный навык, которым он раздал четырём людям те благословения.
– Алана…
На этот раз эхо было настолько чётким, что Рэндидли в удивлении отрыл глаза. Это прозвучало так, словно кто-то шептал ему на ухо. Он начал бояться, что с ним заговорило то Создание, но Рэндидли не мог понять, почему ему нужно делать подобное. Однако стоило ему отрыть глаза, как он потерял свой образ огоньков и колодца Эфира, вместо которых все вокруг заполнила темнота.
Боль нахлынула на него волной, угрожая унести с собой его сознание. Но Рэндидли не позволял этому случиться. Вместо этого он закрыл глаза и опять начал успокаиваться, желая попасть в свой мир.
«Ха, ха, какая ирония», – подумал Рэндидли, ведь все перевернулось к верху дном: он открывал глаза – пред ним темнота, а когда закрывал, то начинал «видеть» жизнь. А ведь это в какой-то мере была его «жизнь». Рэндидли задался вопросом, случалось ли такие нелепости с кем-то другим, кроме него.
Самой полезной для восстановления его медитативного состояния оказалась ярость. Она была жестокой и жаждущей. Его ярость стремилась рвать когтями и уничтожить всё задуманное этим Созданием. Он бы сделал это, даже если бы ему пришлось к корню уничтожить его внутренний мир. Однако казалось, что до такого не дойдёт.
Когда он начал успокаиваться, то почувствовал лёгкое покалывание по всему телу. Будто… некоторые из его чувств возвращались. Он попытался не обращать на это внимания, ведь в таком случае он бы ощутил на себе в полной мере всю мощь и сокрушающую боль Агонии.
Спустя долгое время он внезапно что-то почувствовал. Он сразу же направился к своему колодцу Эфира и заглянул в его глубины, где накапливался весь выработанный им Эфир. Сейчас его потоки стали более заметны, и большее количество огоньков текло к Рэндидли.
Возможно, к нему направлялся один огонёк из пяти. Но и это немалая прибавка. Вокруг него продолжал гудеть Эфир, а покалывание в его теле усиливалось. Его воля крепла и давила ещё сильнее на Эфир, заставляя всё больше капель двигаться к тем связям с четырьмя людьми, которым он дал благословения.
Но Эфир сопротивлялся, и в его сопротивлении он почти мог услышать его возмущённый вопрос. Почему?
– Ты должен… передать другим… – прошептал Рэндидли удивлённый тем, как трудно было шевелить ртом. Его предложения были скудны. Они были настолько убоги, что даже во времена его боязни иметь дела с другими людьми он был более многословным.
Почему.
– Потому, что если ты дашь… другим…
Чёртова слабость! Какого его рот казался хуже промокшего куска бумаги, в который заворачивали палочки для еды.
– Другие… отдадут… обратно…
Мне.
Брови Рэндидли дёрнулись. Он определённо услышал голос. Было ли это действительно то Создание, против которого он сейчас пытался сражаться…? Он начал предполагать, что когда те сгустки энергии сказали ему, что он не один, то они имели в виду не себя, как тогда думал Рэндидли, или же Эфирные связи с другими людьми, а это странное, что происходит с его Эфиром.
Но… Был ли возможен таков исход, что кроме это здесь был ещё кто-то…? Чёрт возьми, его внутренний мир превратился в какой-то туристический курорт.
– Ну… нам…
Нам.
– Да… нам двоим…
Нам.
На этот раз необычная вибрация показалась удовлетворённой, и его Эфир потёк более охотно. Это всё ещё было невероятно тяжело, но Рэндидли продолжал всеми своими силами направлять Эфир в своём внутреннем мире. Но почему-то… он ощутил в бесконечно раз большую связь с Эфиром, чем была раньше. Он почувствовал, как та дыра начала смещаться, поднимаясь и устанавливая себя более правильно в его груди.