— Что случилось у принца Гамлета? — спросил Ахмет. — Или вы Грушницкий, который намерен стреляться на дуэли с Печориным?

— Не фиглярничай, Ахмет, — сказал Коля голосом старшего.

Форма вольноопределяющегося сидела на нем ладно и даже щеголевато. Мундир был из офицерского сукна, фуражка тоже офицерская. На ногах высокие начищенные сапоги.

— Я привез сюда команду за новыми прицелами для батареи.

— Ты служишь в Феодосии? — спросил Андрей.

— Да, да! — воскликнул Коля как о совершенно очевидном для любого ребенка. — Где же еще? Пока ждали, да выписывали, да выбивали грузовой автомобиль — вокруг бюрократия, ничего нельзя сделать сразу, так немцы нас голыми руками возьмут! И вдруг у меня чрезвычайное событие. Два идиота из моей команды, видно, запили. Где они, где их искать — один Бог знает. Не самому же мне прицелы грузить! В конце концов я несу за них ответственность. Они, может быть, гуляют с бабами в Симферополе, а я должен ехать в комендатуру и отдуваться. Ах, почему вы, господин Беккер, недоглядели, почему вы их распустили?

— Они симферопольские? — спросил Ахмет.

— Почему ты так думаешь?

— Это ты так думаешь, — сказал Ахмет. — Ты сказал, что они гуляют в Симферополе.

— Оба из Симферополя, хотя это ничего не меняет. А если они дезертировали, то я не представляю, что со мной сделают!

Коля был бледен, не скрывал волнения, но Андрей, должен был признать, что он красив, даже более, чем раньше. Он возмужал, и лицо его потеряло мальчишескую округлость и стало как на английском плакате: «Готов ли ты защитить Родину?»

Военная комендатура помещалась на Екатерининской улице сразу за синематографом «Орион».

— Подождать тебя? — спросил Ахмет.

— Если меня не задержат, то я через три минуты буду, — принял предложение Коля.

Он вошел в здание.

— Зачем вы это сказали, Ахмет? — укорила его Лидочка.

— Сам не знаю, — ответил Ахмет. — Такой вот я соглашатель. Все-таки у нашего Коли неприятности. А береговая артиллерия осталась без прицелов.

— Мне он совсем не нравится, — сказала Лидочка Андрею, видно, хотела развеять могущие возникнуть подозрения. — Честное слово. В нем есть что-то от фата.

Коля выбежал из комендатуры.

— Этого господина нет — и вообще никого нет. Они, видите ли, обедают. Как будто не война, — сообщил он, садясь рядом с Ахметом. — Будут только в два. Кстати, я смертельно голоден. Я даже не позавтракал утром из-за этих мерзавцев. Запороть бы их всех!

— И патронов не жалеть, — дополнил Ахмет. — Где прикажете обедать?

— Где хочешь.

— Мы ехали в Массандру. Ты с нами?

— Если к двум привезешь обратно.

— Будет сделано, господин Гамлет, — сказал Ахмет.

Коля поморщился.

— А ты кого возишь на этот раз? — спросил он.

— Важных шишек.

— Лучше бы пошел в армию, чем прислуживать.

— Мы, татары, люди маленькие, — сказал Ахмет.

Андрей не стал вмешиваться в разговор. Видно было, что Ахмет не склонен откровенничать.

Они обедали в небольшом кафе над морем. Вышло солнце, стало тепло, но не в тени. Коля немного успокоился и даже надеялся уже, что, когда вернется, застанет своих дезертиров на месте. Он все смотрел на Лидочку, и Андрею это было неприятно. Но Лидочка тщательно избегала его взглядов.

— Ты в больницу сегодня поедешь? — спросил Ахмет. — Я тебя могу отвезти.

— Я вчера был, — сказал Андрей.

— Чего ж молчишь? — сказал Ахмет. — Ты с ней разговаривал?

— Разговаривал. Только контрабандой. Она не хочет со следователем говорить. Ждет отчима. Боится ему повредить.

— Слушай, самое важное, — сказал Ахмет, — она их видела?

— Видела, но не узнала. Там темно было, наверное.

— О чем ты говоришь? — спросил Коля.

— Ты не понял? О Глаше. Все думают, что она без сознания, и ждут, когда она придет в себя.

— А почему она без сознания?

— Ты ничего не знаешь? — удивился Андрей.

— О чем я должен знать?

— Что моего отчима ограбили, что было нападение!

— Еще чего не хватало! Почему никто мне ничего не говорит? Лида, мы же виделись с вами три дня назад, как я приехал. Почему вы мне не сказали?

— Мы так мало говорили, — сказала Лидочка, оробев. Она отыскала под столом пальцы Андрея и схватилась за них, как ребенок.

— Все в Ялте знают, — сказал Андрей. — Мы тоже думали, что ты знаешь.

— Я не в Ялте. Я в Феодосии. Расскажите по-человечески, что произошло?

Андрей рассказал. Он рассказал скупо, как о давно прошедшем событии.

— Да… — сказал Коля наконец. — Куда катимся? Человеческая жизнь теряет цену.

Андрей смотрел на море. Далеко по горизонту серым силуэтом двигался военный корабль. Он вспомнил, как спорили два грека по дороге из Алушты.

— Видишь? — спросил Андрей Лидочку.

— Они на учения ходят из Севастополя, — сказал Коля. — Патрулируют берег.

На фоне серого силуэта образовалось махонькое ватное облачко. Рядом с ним — другое.

— Учебные стрельбы, — сказал Ахмет, которому тоже хотелось показать свою образованность.

Облачка поплыли вверх, образуя зонтики, как бы стараясь слиться с облаками в небе. Издалека донесся тяжелый гул.

— Смотрите! — Лидочка обернулась к Ялте, что полукругом расстилалась слева внизу. В скоплении домиков недалеко от набережной поднимался черный, расширяющийся кверху столб дыма. Затем, ближе к порту, — второй.

— Что это?

— По-моему, это стреляют, — сказал Ахмет. — По-моему, это не учебные стрельбы.

— Значит, это не наш корабль?

Лидочка вскочила.

— Турецкий, да?

— А что же наши? Что же они смотрят? Этого не может быть. — Андрей смотрел, как новое облачко образовалось возле силуэта корабля, и ждал новой волны гула, ждал с любопытством, зная заранее, как человек, кинувший камень с обрыва, что сейчас снова в Ялте поднимется черный взрыв. И старался угадать — где. Он не угадал. Рвануло куда ближе к порту.

— Ну поехали, поехали же! — умоляла Лидочка.

— Может быть, переждать здесь? — спросил Коля. — С нами дама. И мы не знаем, сколько продолжится обстрел.

Но его не слушали.

Когда они въехали в город, корабль уже скрылся за горизонтом. Двухэтажный дом горел, и из него выносили вещи. В порту был разрушен склад — над ним поднимался черный маслянистый дым. Лидочка попросила остановить у здания порта. Они побежали внутрь. Там была бессмысленная суматоха, звонки по телефонам, споры. Двое матросов ввели третьего, раненого, у него была в крови щека, и он прижимал к груди кое-как обмотанную вафельным полотенцем руку.

Кирилл Федорович был на месте, он велел Лиде спешить домой и успокоить маму. От облегчения Лидочка начала плакать. Они повезли ее домой. Ахмет сразу уехал.

Став свидетелем бурной сцены возвращения домой дочери, «которую уже не ждали», Андрей хотел вернуться к себе, но Евдокия Матвеевна уговорила его вынести топчан в