Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глубине души Саша сердилась на мать. Мало того что та привела в дом этого… тут девушка не могла подобрать подходящего слова… в общем, опасного человека, она не боялась оставлять с ним свою дочь, ничуть не беспокоясь за нее…
Как если бы укротительница тигров оставляла ее в клетке с хищником, считая, будто если она укротила этого зверя, то такое же по плечу и подростку. То есть не теперешней Александре, которая уже кое-что умела и могла за себя постоять, а той, четырнадцатилетней.
Сашина мама так и не узнала, что отчим еще четыре с лишним года назад вступил из-за нее в столкновение с родным отцом. Опять-таки без особого повода, просто потому, что опасения Александры казались ей вовсе не придуманными.
Нет, Саша никому не пожаловалась. В ней заговорили отцовские гены: она должна уметь себя защищать! И в одну из встреч с отцом Саша попросила его показать какие-нибудь приемы, чтобы она могла дать отпор якобы хулигану.
— Какому хулигану? — грозно спросил отец.
— Какому-нибудь, — увернулась дочь от ответа.
Во-первых, ни к каким прямым действиям Леонид Сергеевич не приступал, а то, что Саша боялась его взглядов… Мало ли чего могла напридумывать себе девчонка!
Однако папу было трудно обмануть. Он принимал Сашино беспокойство гораздо ближе к сердцу, чем мать. В ответ на ее просьбу он помрачнел и задумался, а потом, как она узнала, в тот же вечер позвонил маме. Сказал, что Саша будет теперь ходить в женскую группу самбо.
Мама возмущалась. Не кричала, конечно, она вообще никогда не кричит, а говорила что-то про гнездо разврата. И про то, что, может, он и в сауну с собой ее потащит?
Отца трудно было сбить с толку, и он настоял на своем. За эту настырность Александра его особо почитала. Просто так отмахнуться от него было невозможно. И за то, что он никогда ее не обманывал. Кажется, он пригрозил маме, что заберет у нее Сашу. Тем более что девочка теперь в таком возрасте, вполне может и сама принять решение, с кем остаться.
Мама испугалась угрозы, хотя отец вряд ли бы ее исполнил. Не уверена была, что дочь выберет ее?
Мама вообще всегда казалась Саше человеком неуверенным в себе. Непонятно почему. Ведь из-за нее готовы были сражаться по крайней мере двое незаурядных мужчин.
Но и этим дело не кончилось. Когда ей разрешили ходить на самбо, то с занятий ее стал забирать Леонид Сергеевич. В первый же вечер он положил руку на Сашину коленку — понятное дело, в машине мамы рядом не было, никто ничего не видел — и спросил:
— А не заехать ли нам в бар и не выпить по чашке кофе? Можно подумать, у них дома кофе не было. Одно дело, если Саша заходила в бар с подругами и друзьями. А тут… Ей с Леонидом Сергеевичем и говорить-то не о чем. Когда он ее о чем-нибудь спрашивал, у Александры будто язык к нёбу приставал.
А на следующий вечер из клуба вместе с ней вышел родной папа. Он отправил Шурку в буфет съесть пирожное, а сам остался с отчимом.
К сожалению, она не могла услышать, о чем они говорили, но отчим ждал ее возвращения нахохленный, и никакой игривости в нем больше Саша не заметила.
Однако если бы она оказалась совсем близко, но так, чтобы разговаривающие о ней мужчины Шурку не видели, то она услышала бы интересный диалог:
— Привет, Каретников, ты знаешь, кто я?
— Видел тебя на похоронах. А не видел бы, и так догадался. Судя по интересу, который ты проявил к моей персоне — вон, даже фамилию мою знаешь, — ты бывший муж Татьяны.
— И в самом деле догадливый. Но если для Татьяны я и бывший, то для Александры я ее отцом так и остался.
— Ну и к чему ты мне это сообщаешь?
— К тому, что я знаю не только твою фамилию, но и кое-какие твои привычки и наклонности.
— И какие, интересно, у меня особые наклонности? Что ты можешь обо мне знать, чего не знает моя жена?
— Она о тебе ничего не знает, иначе бы триста раз подумала, прежде чем за игрока и кобеля замуж выходить!
Лицо у Леонида дернулось, как от пощечины, но, наверное, и он кое-что знал о Михаиле Карпенко, чтобы просчитать, за кем в схватке останется последнее слово. Не то чтобы он боялся — Каретников умел постоять за себя, — сейчас предмет разговора казался ему слишком незначительным, чтобы вот так заводиться.
— Моя бабка говорила в таких случаях: косой кривому глаз колет. Ты ведь тоже не святой, не так ли? Удивляешься, что Татьяна тебя, такого выдающегося, на меня поменяла? Взял бы да и рассказал ей, какого она дурака сваляла.
— Ты прав, я ей ничего не говорил и не скажу, потому что я свою жену… бывшую знаю. Она мне не поверит. Решит, что я от ревности на тебя поклеп возвожу… Ну да ладно, она уже взрослая, пусть сама свои ошибки исправляет… Или живет с ними, ее дело. А вот дочку я тебе не дам.
— В каком смысле?
— А ни в каком! Попробуй только протянуть к ней свои грязные лапы! Только пальцем коснуться, и я из тебя сделаю отбивную котлету! Да что котлету… Я тебя просто кончу, и все.
— Хочу напомнить, что ты тоже из мяса и костей состоишь.
— А если со мной что-нибудь случится, — не обращая на него внимания, продолжил Михаил, — у меня хватит друзей, которые из-под земли тебя достанут.
— Вот так человеку за добро воздается. Я его дочь кормлю и одеваю, а он вместо благодарности мне угрожает.
Леонид отработал задний ход. Он, как и положено хищникам, всегда чувствовал опасность и умел вовремя уйти.
— Не угрожает, а предупреждает.
Отчим резко охладел к своим обязанностям — перестал после занятий в секции отвозить Александру домой. Так что, если занятия заканчивались поздно, ее отвозил или папа, или его знакомая девушка-тренер Ира, или знакомый тети Маши дядя Федор, который работал с ней в одной больнице и никогда не смотрел на Сашу ТАКИМИ глазами.
С той поры Леонид Сергеевич относился к Александре так, будто ее вовсе и не было. То есть он изредка о ней вспоминал, когда ей надо было что-то купить — в жадности отчима обвинить было нельзя. Сколько он давал денег маме, неизвестно, но на жизнь хватало. Девочку, а потом и девушку одевали не хуже ее сверстников, и холодильник всегда оказывался полон…
Вот только мама была вовсе не такой, какой ее помнила Саша. С отчимом она никогда не дурачилась, как с папой. Никогда так громко не хохотала. И не обнимала его на виду у всех.
Словно в ней погас какой-то свет. Искра ушла, как говорил один папин знакомый, и эту новую маму Александра не то чтобы больше любила — разве можно было больше или меньше любить маму? — она жалела ее так, что порой слезы выступали. Наверное, так жалела Герда Кая, когда увидела его во дворце Снежной королевы, равнодушного и холодного.
Мама беспокоилась о пропавшей тете Маше. Александра догадывалась почему: ей казалось, что с ней могла случиться такая же автокатастрофа, которая произошла когда-то с дедушкой, бабушкой и ее так и не повзрослевшим дядей.