Зябко передернувшись, Трапезников оделся, проверил содержимое карманов: повезло, ничего не потерял. И наличка, которую он приготовил для расчета с Верьгизом, тоже на месте.

Может быть, пойти да положить деньги на крылечко? Придавить камушком или веткой – и дернуть восвояси? А Валентине потом позвонить…

Стало стыдно. Нет, ее бросать нельзя!

Реальное и невозможное мешалось в его голове, толклось в ней, било в виски до боли. Все жуткие видения пресекались, словно перечеркивались, единственным разумным доводом: этого не может быть! Ему померещилось!

Внезапно в тишине раздались легкие торопливые шаги. Кто-то приближался к Трапезникову.

Насторожился, всмотрелся…

По дороге шел человек. Через несколько секунд Трапезников с облегчением понял, что это не Верьгиз. Кто-то очень худой, высокий, в болтающемся на плечах пиджаке и с портфелем в руке.

Мужчина какой-то. Странно – шаги легкие, почти неслышные, как у ребенка…

– Сигареты есть? – тихо спросил незнакомец, подойдя.

Он отчетливо картавил, и Трапезников удивленно прошептал:

– Назаров? Это вы?

Тот странно дернулся всем телом: не то плечами пожал, не то кивнул.

– Закурить бы… – раздался тихий голос.

– Слушайте, я видел вашу машину на обочине, – проговорил Трапезников, – почему вы ее до сих пор не забрали?

– Закурить… – еще тише повторил Назаров. Можно было подумать, что у него из-за отсутствия никотина силы кончаются.

– Вот, есть сигареты! – обрадовался Трапезников, выхватывая пачку и зажигалку. Протянул Назарову.

Тот, неуклюже придерживая портфель, вытащил сигарету из пачки трясущейся рукой, но пачку сразу выронил.

– Помоги-ка, – прошелестел Назаров, с трудом поднимая руку с сигаретой и поднося ее ко рту.

Видимо, щелкнуть зажигалкой у него уже не было сил, да и портфель мешал.

Трапезников щелкнул колесиком и поднес огонек к кончику сигареты, которая плясала в дрожащих пальцах Назарова.

В то же мгновение тот бросил сигарету и резко подался к Трапезникову.

Трапезников выронил зажигалку, отпрянул от тянущихся к нему длинных, жадно пошевеливающихся пальцев, норовивших вцепиться ему в лицо, и кинулся невесть куда не разбирая дороги.

А следом доносились легкие, почти невесомые шаги Назарова… у которого не было лица, а вместо него было белое сплошное пятно без глаз, носа, рта!

А если бы его пальцы вцепились в лицо Трапезникова, он тоже стал бы таким?!

Ужас помутил рассудок!

Трапезников пролетел, ничего перед собой не видя, рощицу – подлесок трещал оглушительно! – и каким-то чудом остановился, едва не налетев всем телом на покосившийся крест.

Да он примчался на кладбище!

Кресты, кресты, заросшие могилы…

Оглянулся – тот, жуткий, безликий, медленно продирался сквозь подлесок, почти не издавая шума, – нет, не продирался, а просачивался между тоненькими стволами и кустарником, не выпуская портфеля из руки.

Трапезников бросился было вперед, но едва не угодил в разрытую могилу, еле удержался на краю.

– Да ты спрячься тут, спрячься, – хихикнул кто-то совсем близко.

Он обернулся, дрожа с ног до головы.

Какая-то низенькая толстая старуха – поперек себя шире! – стояла невдалеке. Луна освещала ее бледное лицо, но это было лицо, пусть уродливое, распухшее, но не жуткое неразличимое белое пятно, как у Назарова!

– Устал, внучок? – участливо спросила старуха. – Да ты ляг, отдохни! – И она гостеприимно показала на могилу.

– Держи его, бабка Абрамец, – зашелестел сзади голос Назарова. – Держи его!

Однако бабка только распялила в жуткой ухмылке беззубый рот, буркнула:

– Ишь, раскомандовался! Надо тебе – ты и держи! А меня пускай Ромка попросит! Хорошенько попросит, а то больно много воли взял! – и пошла по кладбищу, пошла… не касаясь земли.

Трапезников не смотрел вслед – Назаров своей дрожащей походкой подобрался совсем близко. Протягивал к нему руку, тряс кончиками пальцев, а в другой по-прежнему болтался портфель…

Трапезников развернулся и огромным прыжком перемахнул могилу, в которую его приглашала эта, как ее там, «бабка Абрамец». Ломанулся, не глядя, сшибив один или два подгнивших креста, чуть не съехав в просевший могильный провал, но все же каким-то чудом прорвался на противоположный конец кладбища. Невдалеке, за сквозной рощицей, виднелась дорога, к которой он и проломился, а потом понесся по ней огромными скачками, не вполне понимая, куда бежит, в какую сторону, к Арзамасу или от него.

Через несколько минут, впрочем, оказалось, что он бежит опять к Сырьжакенже. Как нарочно! Будто бес его привел на то же место! Будто леший закружил, заморочил!

А ведь здесь могло быть всякое, он это прекрасно понимал. И лешего встретишь, и беса, и еще кого пострашней!

Хотя что могло быть страшнее Валентины с червяком, выползающим из щеки?!

Трапезников прянул с освещенной луной дороги к ближайшему забору, скрылся в его тени, приводя в порядок дыхание и озираясь. Если вернуться, попадешь на кладбище, а там Назаров и бабка Абрамец. Если мчаться вперед, не миновать пробежать мимо ворот Верьгиза.

Спит он? Или нет? Знает о побеге Трапезникова? Если не спит, в ловушку попадешься только так!

И тут, словно отвечая ему, ворота распахнулись – нет, не сами собой: створки растащил в разные стороны мужичонка среднего роста.

Гарька, что ли? Пастух, друг детства Чертогона? Похоже на то!

Через минуту из ворот вырвался большой белый джип «Чероки». В спешке с силой чиркнул о не до конца отведенную воротину, резко тормознул. Из салона выскочил Верьгиз все в том же диком балахоне, с болтающимся на шее чертовым когтем (называть эту штуку белемнитом Трапезников уже не мог!), бросился к Гарьке, ударил его кулаком в лицо так, что тот буквально врезался в створку, съехал на землю, съежился, закрывая лицо.

– Чертогон, твою мать… – раздался болезненный крик. – Угомонись, хватит, убьешь ведь!

– Тебя мало убить! – прорычал Верьгиз. – Ну, погоди, я за тебя возьмусь! Было же приказано отогнать тачку Назарова в лес, а она до сих пор на обочине торчит! И сколько раз было говорено: ворота шире открывать! Изуродовал мою машину, карь гнилой!

Он склонился к боку своего джипа, видимо, разглядывая содранную створкой ворот белую краску. В это мгновение Трапезников метнулся вперед, подскочил к джипу, рванул дверцу, взлетел на сиденье… Верьгиз не заглушил мотор и оставил ключ зажигания! Трапезников перескочил за руль и ударил по педали газа. Джип прыгнул вперед, как большой белый зверь.

– Стой! – долетел крик.