– Тогда дай мне шанс, – зашептал он лихорадочным шёпотом. – Сатьяна, пожалуйста. Я люблю тебя.

Меня заворожили глубины отчаяния в его глазах. Что скрывать – возможно, мне даже льстили чувства Карина. Я раньше не понимала, как сильно он влюблён, и осознание кружило голову. Самолюбие шептало: согласись, скажи «да», смотри, он на всё готов ради тебя. Зачем делать человеку больно, когда можно одним словом его осчастливить?

Но, собравшись с духом, я положила ладони Карину на грудь и мягко его оттолкнула. Не выдержав жгучего взгляда, опустила глаза. Помотала головой.

Мой безмолвный ответ.

Пальцы Карина соскользнули с плеч, оставляя смутное чувство потери. Ничего. Так надо.

Недолгая пауза – и он снова заговорил, но уже по-другому: зло, выплёвывая слова, как будто они его ранили:

 – Ты же согласилась быть со мной. Не заметил, чтобы тебе это было неприятно. Позволяла себя обнимать. Отвечала на поцелуи. Куда это всё подевалось? Стоило из ниоткуда появиться неизвестному хмырю – и всё, Карин не нужен? Прощай, Карин, отставка? Как удобно!

В груди всколыхнулись гнев и обида, но я заставила себя промолчать. Нет смысла отвечать ударом на удар. Ему просто нужно выговориться.

И, кажется, я поступила правильно. Карин замолчал, в тишине раздавалось только его бурное дыхание. Ещё немного – и оно начало успокаиваться. Тогда я подняла взгляд. Сказала, с трудом выталкивая слова через непослушные губы:

 – Я не собираюсь оправдываться. И я не хотела бы тебя терять… как друга. Ты мне очень дорог.

Губы Карина твёрдо сжались.

 – Как удобно, – повторил он.

Я ничего не ответила. Только вырвался глубокий вздох и сами собой опустились плечи. Бесполезно, мы не поймём друг друга. И, наверное, никогда не сможем вернуться к прежним отношениям.

Что ж, значит, это будет моей ценой за сделанную ошибку.

 – Я пойду, – тихо сказала я и, не дожидаясь ответа, скользнула к зданию общежития.

Уже коснулась двери, как сзади меня окликнули:

 – Сатьяна.

Я обернулась.

Карин ещё стоял на прежнем месте. В полутьме только его глаза блестели, как изумруды.

 – Я не сдамся, – жёстко сказал он. – Я тебя не отдам.

Я не нашлась с ответом. Сказала тихо:

 – Спокойной ночи, – и юркнула в тёплую темноту дома.

Поднимаясь по лестнице, я думала о Карине. Его упорство одновременно и злило, и восхищало. Обойдись кто-нибудь со мной так, как я обошлась с ним, я бы не то что сдалась – постаралась бы вообще ему на глаза не показываться.

А он – продолжает бороться, прямо заявляет о своих намерениях, собирается возобновить осаду.

С другой стороны – было бы лучше, если бы он смирился. В академии полно девушек, и почти любая только обрадовалась бы, если бы Карин обратил на неё внимание.

Мысли о Карине вылетели из головы, когда на площадке второго этажа я увидела сидящую на подоконнике крупную мужскую фигуру. Чуть не вскрикнула от испуга – но в следующее мгновение человек повернул голову, уличный свет попал на его лицо, и я узнала Ярена. Сердце ускорило ритм.

Хагос бы его взял, что он здесь делает? Я думала, Ярен давно ушёл к себе на пятый этаж, что он забыл на втором?

В темноте послышалась усмешка. Почему-то меня пробрало от неё, как будто мне к горлу приставили кинжал, а не всего лишь усмехнулись тихим злым голосом.

А потом Ярен спросил:

 – Помирились?

И в этом вопросе тоже была весёлая залихватская злость, пусть и направленная не на меня, а на кого-то другого.

Мне стало не по себе. Тут что ни скажи, всё прозвучит не так, как нужно.

Ярен встал. Я больше не видела его лица, но чувствовала всем телом: он смотрит на меня, не отрываясь. Дыхание сбилось, я чуть не кашлянула, пытаясь избавиться от смущения. Всё это было странно, неправильно – и то, что Ярен оказался здесь, и его вопросы, и моё волнение. Изнутри поднимался густой плавящий мысли жар.

 – Видел ваш нежный примирительный поцелуй.

Реплика на мгновение отрезвила меня, заставив непонимающе вздёрнуть брови. Какой ещё, к Хагосу, поцелуй?

Потом я поняла. Он видел, наверное, тот момент, когда Карин схватил меня за плечи, и решил, что Карин меня целует. Пожала плечами: не видела смысла оправдываться. И вообще, пора было сворачивать этот странный разговор.

 – Ладно, я пойду.

Я хотела было шмыгнуть мимо, но Ярен поймал меня за руку. От прикосновения его пальцев по коже хлынула волна мурашек, ноги вдруг ослабели, словно меня настигло вражеское заклинание. Не думаю, что помутнение рассудка продлилось бы долго, но Ярен прижал меня к стене, придавил своим телом, поймал и вторую руку, лишая возможности сопротивляться – и поцеловал.

Поцеловал дико, страстно, как безумный, оголодавший зверь. С откровенным яростным напором, сразу проникая языком в рот, заставляя меня задыхаться от ощущений. Кровь шумела в ушах, тело стало необыкновенно чувствительным – и самые разные ощущения слились воедино: шершавость грубой стены, к которой были прижаты мои руки, жёсткая хватка на запястьях, тяжесть чужого тела, запах, вызывавший какое-то глубинное желание.

Всё это продлилось не дольше пары секунд. Почти сразу я пришла в себя, вспыхнуло возмущение: да как он смеет? Призвав силу, я оттолкнула Ярена и заехала ему коленом в пах – в последний момент он поставил блок.

 – Ты с ума сошёл?

Что самое невероятное – этот наглец ухмылялся! Теперь я стояла спиной к окну, так что видела эту полную торжества ухмылку во всей её беззастенчивой красе.

Не спуская с меня глаз, Ярен с удовлетворением бросил:

 – Это чтобы твой парень не напрасно ревновал.

Ах он!..

Я рванулась с места, хотела двинуть по этой наглой роже, а он рванул вверх по лестнице, будто ему на пятки наступал сам Хагос.

Гнаться за ним я не стала, только пнула стену так, что весь дом сотрясся. И поспешно, пока не начали выглядывать в коридор разбуженные соседи, сбежала к себе.

И когда захлопнула дверь, меня настигло воспоминание о том, как жадно Ярен меня только что целовал. По телу прокатилась запоздалая дрожь, и ноги снова стали как ватные, так что я села прямо там, где стояла.

Дотронулась до горячих, чуть припухших губ. Они ещё хранили вкус его поцелуя.

Наутро меня поднял с постели стук в дверь. Громкий и бесцеремонный. Из спальни раздался протестующий стон Лидайи, и я поспешно зашевелилась:

 – Спи, сама открою.

Почему-то мне казалось, стук имеет ко мне самое непосредственное отношение.