Анджелина вдруг поняла, до чего безумные мысли приходят ей в голову — почти по-итальянски безумные.

— А почему ты решила, что папа стал бы помогать мне деньгами, чтобы я смогла сюда прилететь? — спросила Анджелина, сидя на кровати и подсушивая волосы полотенцем.

— Ну, он же все-таки твой отец. По-моему, это было бы нормально. — В подтверждение своих слов Мэри энергично кивнула.

— Но с какой стати ему давать мне деньги на поездку к его бывшей жене, которая бросила его в самый разгар тяжелой болезни — рака мозга?

Мэри почувствовала, как в голове у нее что-то щелкнуло, словно электрический разряд проскочил, а это означало, что она внезапно сильно рассердилась. Она села прямо, прислонившись к изголовью кровати, и твердо произнесла:

— Когда у него обнаружили рак мозга, я его вовсе не бросила. В том-то и дело. Господи боже мой! И разве вы, мои дети, этого не знаете? Я тогда осталась с ним, всячески о нем заботилась, и лишь когда ему определенно стало лучше, смогла наконец уехать и заняться собственной жизнью. — У нее вдруг мелькнула мысль: а знаете, юная леди, у меня ведь будет второй инсульт, если вы, моя дорогая, не перестанете нести подобную чепуху! Впрочем, Анджелину давно уже нельзя было назвать юной леди. Ее собственные двое детей уже готовы были вот-вот выпорхнуть из родного гнезда, и она буквально все воспринимала чересчур болезненно из-за теперешних неладов с мужем… Однако сейчас Мэри действительно очень рассердилась. Вообще-то сердиться она никогда не любила и понятия не имела, что ей делать с собственным гневом. — Кстати, что у тебя с Джеком? — спросила она. — Ты о нем ни разу не упомянула.

Анджелина довольно долго молчала, глядя в пол. Потом все же заговорила:

— У нас возникли определенные сложности. Но мы сейчас над этим работаем. Мы никогда толком не умели друг с другом ссориться. — Она с неприязнью глянула на мать и снова уставилась в пол. — Впрочем, вы с папой тоже никогда не ссорились. Просто папа вечно орал на тебя, а ты ему это позволяла. Только вряд ли это можно назвать настоящей ссорой.

Мэри спокойно ждала, что еще скажет ее дочь. Гнев так и не покинул ее, зато обострил мысли и чувства, и сейчас она казалась себе очень сильной, мыслящей ясно и свободно.

— Значит, мы с отцом никогда по-настоящему друг с другом не ссорились? — спросила она. — Ясно. Давай дальше.

— Я не хочу об этом говорить. — Анджелина по-прежнему смотрела в пол и выглядела абсолютно подавленной. Мало того, она надулась, точно двенадцатилетний ребенок, хотя Мэри прекрасно знала, что дуться дочь даже в детстве не любила.

— Анджелина, — начала Мэри, чувствуя, что ее голос немного дрожит от гнева, — послушай меня. Я четыре года тебя не видела. Остальные дети приезжали повидаться со мной, а ты нет. Тамми даже два раза меня навещала. В общем, я понимаю, что ты на меня сердишься. И не виню тебя. — Мэри села, спустив ноги на пол. — Хотя нет, погоди. На самом деле я все-таки тебя виню.

Анджелина с тревогой глянула на мать, а та продолжала:

— Я виню тебя, потому что ты взрослый человек. Когда ты была ребенком, я ведь не оставила тебя, правда? Я делала все, что в моих силах, но потом… я влюбилась. Так что можешь продолжать на меня сердиться, но я бы хотела, я хотела бы… — И тут вдруг гнев исчез, и она сразу почувствовала себя ужасно. Особенно потому, что давно заметила, как плохо Анджелина выглядит. И она робко пролепетала: — Скажи мне что-нибудь, детка. Хоть что-нибудь скажи.

Но Анджелина молчала. Мэри даже в голову не приходило, что дочь просто не знает, что ей ответить. Мучительно долго тянулись минуты, и Анджелина по-прежнему смотрела в пол, а Мэри смотрела на нее, на свое любимое дитя, и, конечно, не выдержала первой.

— Я когда-нибудь рассказывала тебе, — тихо начала она, — как только ты родилась и врач подал мне тебя, я сразу же тебя узнала?

Анджелина посмотрела на мать и, не говоря ни слова, слегка покачала головой.

— С другими моими детьми такого ни разу не случалось, — продолжала Мэри. — Нет, я, конечно, сразу же начинала их любить, а как же! Вот только с тобой все было иначе. Когда доктор сказал: «Возьмите вашу дочь, Мэри», я тебя взяла и только глянула, как мгновенно поняла: это же ты! О, детка, это была самая странная вещь в моей жизни. Понимаешь, я даже ничуть не удивилась. Наоборот, мне это показалось абсолютно естественным — то, что я тебя узнала, детка. Я не понимаю, как и почему это произошло, но я тебя узнала.

Анджелина перешла на материну сторону кровати и села с ней рядом.

— Объясни мне, пожалуйста, подробней, что ты имеешь в виду, — попросила она.

— Ну, я смотрела на тебя и думала — я действительно именно так думала, детка: это же ты, конечно, это ты. Вот что я думала. Я просто знала тебя, и это было нечто большее, чем если бы я тебя только что узнала. — Мэри слегка коснулась волос дочери, еще немного влажных, пахнущих шампунем. — И когда я еще только носила тебя, я уже знала, что ношу…

— Маленького ангела. — Мать и дочь одновременно произнесли эти слова. А потом довольно долго молчали, сидя на краю кровати и держась за руки. Наконец Мэри спросила:

— А помнишь, как ты любила те книжки про девочку, что жила в прериях[10]? Мы с тобой потом еще по телевизору фильм о ее приключениях смотрели?

— Помню. — Анджелина повернулась к матери. — Но лучше всего я помню, как ты меня спать укладывала. Каждый вечер. Мне невыносимо было даже думать о том, что ты можешь от нас уехать. И каждый вечер мне хотелось сказать: «Еще нет! Еще не сегодня!»

— Иногда я чувствовала себя такой усталой, что невольно клала голову рядом с твоей подушкой, а ты совершенно не выносила, когда моя голова оказывалась ниже твоей. Это ты помнишь?

— Да, но это потому, что ты начинала мне казаться моим ребенком, а я нуждалась в том, чтобы ты была взрослой.

— Да, понимаю, — произнесла Мэри. И снова обе умолкли. А потом Мэри, стиснув запястье дочери, попросила: — Только не рассказывай сестрам, что я тебя сразу узнала, как только ты родилась, а их не узнавала. Вообще-то тайны я не люблю, но им об этом рассказывать не надо. А вот тебе это знать стоило.

Анджелина выпрямилась и сказала:

— Но тогда это должно означать…

— Нет, неизвестно, что это может означать, — возразила Мэри. — Как неизвестен и смысл большей части вещей и явлений нашего мира. Зато я хорошо знаю, что именно поняла, увидев тебя. И знаю, что ты всегда делала меня такой счастливой. И знаю, что ты — мой самый дорогой маленький ангел.