Бернис описывают круги вокруг стульев, словно акулы вокруг добычи. Рэйна, Гретель и Уилл наблюдают со стороны.

Когда Уилл выкрикивает «Стоп!», Эшли и Руби бросаются к противоположным стульям так быстро, что Бернис остается стоять, озадаченно глядя то на одну, то на другую.

– Я сердита, – рявкает Бернис прежде, чем Уилл успевает спросить, что она чувствует.

Они в последний раз переставляют стулья. Эшли против Руби. Финальная схватка.

Руби сбрасывает свои шлепанцы, подтягивает голую пятку к ягодице, разминает одну ногу, потом другую, ее лицо блестит от пота. Она накидывает на голову капюшон, наносит несколько быстрых ударов по воздуху, словно боксер, и подмигивает женщинам, сидящим у стены. Эшли хмыкает.

Они начинают кружить около последнего стула. Руби дразнится, широко раскидывая руки, распахивая свою широкую шубу и демонстрируя вытертую шелковую подкладку цвета изжеванной жевательной резинки.

Эшли стискивает зубы. Она знает, что может выиграть в этом соревновании. Она выигрывала почти в каждом групповом свидании на шоу, не говоря уже о главном призе. Может быть, эти женщины и считают ее дурой, но она – та дура, которая всегда побеждает, черт побери!

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает от стены Уилл.

– Господи, Уилл, – отзывается Руби, – ты разве не видишь, что мы заняты?

Они кружат, кружат и кружат.

«Но как долго?» – гадает Эшли. Как долго они уже кружат и как долго продолжат кружить?

Она будет делать это столько, сколько понадобится.

– Стоп! – кричит Уилл, и Руби и Эшли разом бросаются к стулу, опустившись на него одновременно, и начинают изо всех сил толкать друг друга бедрами. Руби крупнее и легко могла бы выиграть этот бой, но она неожиданно и резко встает, и Эшли, всем своим весом толкнувшись в никуда, падает со стула. Она врезается в крытый линолеумом пол, ударившись левой рукой, словно бейсболист, влетевший на первую базу. Дергает головой, чтобы откинуть волосы с глаз, и видит, что Руби спокойно стоит над ней. Эшли понимает, что стул все еще свободен. Она ползет к нему, сжимая левую руку правой, и отчаянно взбирается на сиденье.

– Я выиграла! – выговаривает Эшли, задыхаясь; она сидит на стуле, колени ее испачканы, рука прижата к груди. Смотрит на всех с сияющей улыбкой, но никто не улыбается ей в ответ. Они смотрят на нее совсем не как на победительницу. Они скорее смотрят на нее как на проигравшую. Эшли заставляет себя продолжать улыбаться. – Завидно? – выдыхает она, но никто не отвечает. Никто, похоже, совершенно не завидует ей.

Эшли пытается не хмуриться.

– Я ничего не могу поделать с тем, что все ваши истории оканчиваются проигрышем, а моя – выигрышем. – Она ловит взглядом блик от помолвочного кольца на ее ушибленной руке, и этот блеск словно бы завораживает ее на несколько секунд. – Я не виновата, что из всех вас только у меня история закончилась счастливо. Но я уже говорила: любому понятно, что я здесь не на своем месте.

– Мы знаем, – говорит Руби. Она кладет очищенное от крема печеньице себе на язык, словно облатку во время причастия, и продолжает с набитым ртом: – Потому что твоя история – это история любви.

* * *

Поговорим о сказочных финалах. Мы с Брэндоном стоим на краю утеса на Амальфитанском побережье[17]; под утесом тянутся виноградники и лимонные рощи, и сотни ярких домиков сбегают по уступам берега вниз, к бирюзовому морю. Я одета в белый греческий хитон с серебряным поясом, расшитым стразами, на мне такие же серебристые туфли на каблуках и венец, инкрустированный драгоценными камнями. Гример каким-то образом заставил мои глаза казаться больше, скулы – острее, и типа как слегка подчеркнул мои губы.

На Брэндоне черный костюм с голубым галстуком, в котором цвет неба смешивается с цветом моря. Челюсть у Брэндона невероятно мужественная. Его глаза сверкают. Мои глаза сверкают. По сути, все сверкает, потому что невероятный закат излучает суперромантический приглушенно-золотистый блеск. #безфильтра #природныйфильтр

Мы – как ожившие Кен и Барби, как жених и невеста, уже одетые в черное и белое для банкета.

Я дрожу, типа сильно так дрожу, в натуре дрожу. Брэндон берет меня за руки и говорит:

– Ты дрожишь.

Я говорю ему, что последние два месяца так много значат для меня, что я никогда не думала, что так много открою для себя и что так сильно влюблюсь в кого-то так быстро; что я люблю его больше всего на свете.

Брэндон говорит, что никогда не думал встретить кого-то вроде меня. Потом смотрит куда-то вдаль, весь такой задумчивый, и мое лицо тускнеет. Снова поворачивается ко мне и улыбается, типа как «Сумасшедшая!»

– Я нашел своего человека, – говорит он, – свою недостающую часть, свое «навсегда». Я так долго ждал, чтобы сказать тебе это, Эшли Е: я люблю тебя и хочу провести остаток жизни рядом с тобой.

Потом он стоит на одном колене, появляется черная бархатная коробочка и сверкающее кольцо с бриллиантами, блестящее, мерцающее, словно море и наши глаза, и наша кожа, и мой венец, и блестки макияжа у меня на скулах и в декольте.

– Эшли Е, – говорит Брэндон, – ты выйдешь за меня замуж?

Теперь я действительно дрожу, серьезно дрожу, и мой рот сам по себе открывается, широко, как распахнутый кошелек для мелочи. Потом сглатываю слезы и глубоко, часто дышу, и говорю:

– О боже, погоди, правда?

И он такой:

– Да, правда!

Теперь мое лицо спрятано в ладонях, и я совершенно ошеломлена, и говорю:

– Да, да! Тысячу раз да! – И это, наверное, фраза откуда-то, а потом он надевает кольцо мне на палец, и я подношу руку ближе к лицу и такая: «ОГО!» Мой рот и мои глаза широко раскрыты – истерически, невероятно широко, – но я счастлива, я, кажется, так счастлива, что счастливее уже не может быть. Брэндон целует меня и поднимает на руки классическим движением жениха, несущего на руках невесту, а потом из этого всего нарезают рекламный ролик о помолвке.

* * *

– Это не история, – прерывает Руби, – это пропаганда. С чего мы должны верить в эту чушь?

Она так и не заняла свое место и по-прежнему нависает над Эшли, которая так и сидит на последнем «немузыкальном» стуле посреди комнаты, прижимая руку к груди.

– Значит, я должна верить в говорящих волков, а ты не можешь поверить в любовь? – огрызается Эшли. Она оглядывается на остальных, которые полукругом сидят на тех стульях, которые не были задействованы в игре.

– Я не видела это шоу, – говорит Гретель.

– Что? – удивляется Уилл.

– Правда? – спрашивает Рэйна.