— А что бы он смог сделать? — резонно спросил Алекс.

— Да, я знаю, — всхлипнула Мэй. — Но это было ужасно. Крики Чарли, рычание зверя, деревья, уходящие в небо, чавкающая земля под ногами… Я была как в бреду и… и… убежала с Джоном. Зверь нас не преследовал — он был слишком занят Чарли…

— У вас не было другого выхода, — мягко произнес Алекс и провел рукой по ее волосам. Бедная девочка.

— Мы бежали. — Мэй словно и не слышала его слов. — Я не знаю, сколько часов или дней это длилось. У нас почти не было еды, и силы были на исходе. Я была уверена, что мы скоро погибнем, либо как Чарли в лапах дикого зверя, либо просто от голода и изнеможения. Конечно, тогда я не представляла себе все это так четко, как сейчас. Я не рассуждала, я только чувствовала, что этот безумный бег по джунглям будет для нас последним. Мы бежали, спотыкались, падали, вставали и снова продолжали путь, цепляясь за растения и не имея сил, чтобы отогнать москитов.

Монотонный голос Мэй обладал странной выразительностью. Алекс словно воочию видел перед собой эту картину — джунгли, куда не ступала нога человека, роскошная ядовито-зеленая растительность, воздух, к которому не приспособлены легкие белого человека, и двое изнеженных молодых людей, перепуганных, ослабевших, готовых к самому страшному… Алекс несколько раз добровольно побывал в этом аду, и ужас Мэй был ему более чем понятен.

— Но нам повезло, — продолжала она. — Когда мы уже едва могли двигаться, непроходимые заросли внезапно закончились. Помню, что увидела в отдалении маленькую хижину с соломенной крышей и подумала, что брежу. Я потеряла сознание и очнулась от того, что кто-то положил мне на голову влажную тряпицу. Хижина мне не пригрезилась. В ней иногда оставались на ночлег китайские рыбаки. Один из них случайно заметил нас с Джоном и перенес в хижину. Когда нам стало чуть лучше, он отвез нас в посольство в Гонконг. Оказалось, что наш остров был не так уж далеко от города…

Нас встретили с распростертыми объятиями. В посольстве поднялась суматоха. Тут же позвонили отцу, и он немедленно вылетел в Гонконг. А я была слишком измучена, чтобы радоваться нашему чудесному спасению. И предсмертные крики Чарли до сих пор звенели у меня в ушах…

Одним словом, я заболела и долгое время пролежала в лихорадке. Отец хотел, чтобы я как можно скорее вернулась в Америку, поэтому, как только мне стало немного лучше, мы отплыли из Гонконга. Естественно, вместе с Джоном. Он-то чувствовал себя превосходно и уже через несколько дней был в полном порядке. На пароходе я постепенно приходила в себя и наивно думала, что кошмар закончился. Но самое ужасное еще поджидало меня впереди. Пока я болела, Джон представил моему отцу свою версию наших скитаний. О, он умел убеждать как никто другой! Красноречию Джона Шепперда могли бы позавидовать древние ораторы! У моего бедного отца не было причин сомневаться в его словах, а я была слишком больна, чтобы опровергнуть ложь Джона…

— Но ведь потом ты выздоровела и все объяснила?

— А меня уже никто не хотел слушать. Оказалось, что тяжкие испытания повредили мой рассудок. Джон, как великий психолог, даже опасался душевной болезни.

— И твой отец ему поверил? — удивился Алекс.

— А что ему оставалось делать? Наверное, я действительно выглядела так, будто постепенно схожу с ума. К тому же я едва выносила присутствие Джона, и это было очень странно. Ведь вся моя семья не сомневалась в том, что я безумно его люблю. Крошка Мэй шарахается от своего дорогого Джона, значит, крошка Мэй сошла с ума. Все очень просто, не правда ли?

— Бред, — фыркнул Алекс. — Зачем Шепперду было выставлять тебя сумасшедшей?

— Он всеми силами пытался избежать развода.

— Ты хотела с ним развестись?

— А как я могла жить с этим человеком? — ответила Мэй вопросом на вопрос. — Даже звук его голоса вызывал у меня дрожь. Я вспоминала время, которые мы провели на острове, и мне было противно смотреть на Джона. Хотя он вел себя точно так же, как до свадьбы, представляешь? Он с невероятной легкостью вычеркнул эти месяцы ужасов из своей жизни… Был со мной очень внимателен и предупредителен, поступал как джентльмен. Им нельзя было не восхищаться… Но для меня он был чудовищем. Хитрым и кровожадным чудовищем. Поначалу я наивно полагала, что он не будет препятствовать разводу. Когда мы жили на острове, я неоднократно слышала от него, что он проклинает тот день, когда познакомился со мной…

— Вот негодяй! — вырвалось у Алекса.

— Но в цивилизованном мире родство со Стенли Фоссетом немаловажная вещь, и Джон решил, что ему ничто не мешает жить так, как он планировал до крушения самолета. Мои желания в расчет не принимались.

— Он же не мог удерживать тебя силой…

— Еще как мог! — усмехнулась Мэй. — Когда он понял, что я серьезно говорю насчет развода, он начал мне угрожать. Сказал, что его совершенно не волнует, какие я испытываю к нему чувства, и что он не для того терпел лишения на острове, чтобы сейчас лишиться всех благ, которые ему сулит родство с моим отцом.

Алекс стиснул зубы. И такого мерзавца Мэй любила!

— Если бы я была тогда поумнее, я бы поступила иначе. Мне надо было затаиться, перехитрить его, но я была не в состоянии притворяться. Мои нервы были на самом деле расшатаны, и своим глупым истерическим поведением я только дала Джону лишний козырь. Дочь Стенли Фоссета сходит с ума! И я действительно сходила с ума, когда видела, как он опутывает меня тенетами лжи!

Мэй всхлипнула, и снова Алексу пришлось прибегнуть к поцелую, чтобы успокоить ее.

— Джон вел очень тонкую игру. В сообразительности ему не откажешь, и мой отец вскоре не сомневался в том, что я нуждаюсь в лечении. Каждый раз, когда я заговаривала о разводе, мне грозили сумасшедшим домом. Конечно, ради моего же блага! Отец был уверен в том, что только любимый муж может вернуть мне рассудок…

Не знаю, сколько бы продлился этот ужас, но Джон не стал дожидаться конца. Рано или поздно отцовское сердце Стенли Фоссета могло принять мою сторону, и партия Джона была бы проиграна. Ему нужно было меня изолировать, и он прибегнул к крайним мерам. Джону было мало, что все считали меня ненормальной. Ему понадобилось доказать, что я опасна. Что я пытаюсь его убить. Он стал провоцировать меня, дразнить. Конечно, когда никто не мог его слышать! Джон был очень осторожен, и ему удалось довести меня до такого состояния, что я была готова удавить его голыми руками. Но этого не понадобилось, потому что он удачно подсунул мне нож, а потом подставил руку для удара…

— Ты ударила его ножом?

— Господи, Алекс, я же была не в себе! Затравленное существо с кошмарами во сне и наяву. Каждую ночь мне снилось, как тигр разрывает Чарли на куски, а днем… днем меня преследовали насмешки Джона и недоверие родных. Наверное, я бы убила его, если бы не подоспела помощь. Он как всегда действовал с большим расчетом, и свидетелей у моего поступка было предостаточно. На крики Джона сбежали все, кто был в тот момент в доме, в том числе и мой отец. На следующий день меня поместили в частную закрытую лечебницу для душевнобольных.