— Наверное, от усталости уже ум за разум заходит, — пробормотала она, заходя в дом и закрывая за собой дверь. — Как, по-твоему, Милашка? — Она глянула на клетку, где обитал попугай.

Тот в ответ пронзительно крикнул, взъерошил перышки и забил крыльями. Это был ритуал, изобретенный для того, чтобы привлекать внимание хозяйки, и исполнялся он каждый раз, когда она возвращалась домой.

Отвлекшись от птицы, Шарлотта поставила сумку, сняла туфли и влезла в домашние мокасины, стоящие у двери. Все еще погруженная в свои мысли, больше по привычке, она подошла к клетке и просунула палец сквозь решетку. Милашка тут же бочком подскочил к ее руке и потерся о кончик пальца.

В другое время Шарлотта постаралась бы ласково «разговорить» попугая, но теперь у нее не хватало сил и энтузиазма ни на что вообще, не говоря уж об изначально безнадежной попытке научить эту птицу человеческому языку.

Не в первый раз она пожалела, что не существует какого-нибудь переключателя или кнопки, чтобы можно было одним поворотом или нажатием за секунду очистить мозг от клубка беспорядочных мыслей.

Милашка вдруг снова вскрикнул и зацокал. А потом чисто и отчетливо произнес:

— Хор-роший мальчик. Милашка — хороший мальчик!

От изумления и восторга Шарлотта широко распахнула глаза.

— Милашка! — прошептала она. — Боже мой, у тебя получилось, получилось!

Несколько секунд она могла лишь благоговейно, не отрываясь, смотреть на маленького героя. Сколько месяцев подряд она безуспешно старалась научить его разговаривать, и хотя порой он произносил слово или два, целого связного предложения — невзирая ни какие мольбы и уговоры — ей ни разу добиться не удалось.

— Да, — наконец пробормотала она, — это мне знамение. Значит, никогда не надо сдаваться! Всегда есть надежда.

Шарлотта стояла неподвижно, лишь несколько раз растерянно моргнула. Все сильнее и сильнее крепло в ней внезапное осознание: она сдалась. Да, она опустила руки и тем самым предала Даниэля с Надей. И только теперь поняла это.

Она ласково погладила попугая по головке.

— Хороший мальчик! Милашка — очень хороший мальчик.

Вновь преисполнившись решимости и оптимизма, Шарлотта отвернулась от клетки и, уперев руки в бока, принялась мерить шагами комнату. Как гласит пословица, цель одна — дороги две. Иными словами, то, что она хочет выяснить, можно выяснить и другим путем. А значит, остается лишь одна проблема: придумать, как…

Внезапно новая мысль заставила Шарлотту остановиться.

— Тьюлан! — пробормотала она. — Ну конечно же!

Битси вроде бы говорила, что Пэтси и Лоуэлл Вебстер вместе учились в Тьюлане.

В памяти у Шарлотты возникло женское лицо. По мере того как оно, черточка за черточкой, вырисовывалось все ярче, губы ее все шире растягивались в улыбке.

— Точно! Добыть информацию можно разными способами, — проговорила она себе под нос. И теперь она знала, кто ей в этом поможет. — Спасибо тебе, Милашка, — прошептала она.

Отыскав нужный номер, она взялась за телефон. После четвертого гудка в трубке раздалось решительное «алло».

— Профессор Мак, это Шарлотта!

Женщина рассмеялась:

— Ну конечно, а кто же еще? Я бы узнала твой голос из тысячи. — И профессор Мак, не склонная тратить время на долгие вступления, перешла прямо к делу: — Надеюсь, твой звонок означает, что ты намерена нанести мне визит. С прошлого раза прошло уже немало времени.

— Да, мэм, вы правы. Простите меня. Если это удобно, я хотела бы заехать сегодня, минут через десять-пятнадцать, скажем.

— Тогда хватит терять время и быстро ко мне!

В трубке раздался щелчок, и Шарлотта, ухмыляясь, в свою очередь положила трубку.

— До скорого, Милашка! — прокричала она, подбирая сумку. — Веди себя хорошо, пока меня не будет, — как положено хорошим маленьким птичкам.

Милашка пронзительно заверещал и взъерошил перья. Шарлотта хихикнула, вышла из комнаты и, заперев за собой дверь, поспешила к фургону.

Особняки в итальянском стиле знаменовали второй период расцвета Садового квартала. Характерной же чертой первого было возрождение античного стиля. Мезон-Рошель, расположенный на Сент-Чарлз-авеню, со своими сегментарными арками, восьмиугольными эркерами и двойными витыми консолями являл один из самых совершенных образчиков итальянского стиля в архитектуре.

Мезон-Рошель возвели в семидесятых годах девятнадцатого столетия, и хотя Шарлотта не была знакома с его последними владельцами, мультимиллионерами Марджи и Кларенсом Рошель, от других своих клиентов она много слышала об их благотворительной деятельности в сфере образования.

После смерти Кларенса Марджи в его честь превратила пугающе гигантский старинный особняк в дом престарелых, где собралось поистине избранное общество: почти все здешние жители — ушедшие на покой преподаватели и профессора.

Остановив фургон на обочине перед Мезон-Рошель, Шарлотта взглянула на вмонтированные в панель часы и прикинула, что до поездки в детский сад у нее в запасе еще около двух с половиной или даже трех часов: целая куча времени для того, чтобы разузнать у доктора Эммы Клер МакГи все, что необходимо.

«Профессор Мак», любовно именуемая так бесчисленными выпускниками Тьюлана, посещавшими ее курс английского для первокурсников, доктор МакГи ушла на покой. А год спустя — продала свой дом и поселилась в Мезон-Рошель, где и провела последние десять лет.

Именно своей любимой профессорше Мак Шарлотта была обязана возможностью зарабатывать на жизнь. И с тех пор, как та вышла на пенсию, старалась навещать ее по крайней мере раз в два месяца.

Однако на этот раз Шарлотта не была у своей подруги уже довольно давно, и теперь ее нещадно мучила совесть — особенно когда она думала, какая причина вынудила ее наконец приехать.

На веранду вела длинная лестница с площадкой посередине. Там Шарлотта на мгновение остановилась — оглядеться и насладиться окружающей красотой.

Участок вокруг огромного старого дома тщательно ухожен и изобилует множеством роскошных цветов, разнообразных тропических растений и деревьев нескольких разновидностей. О двух виргинских дубах говорили, что они ровесники дома. В воздухе плотной пеленой висел сладкий запах роз, гардений и магнолий. Шарлотте не раз приходило в голову, что, сумей кто-нибудь разлить эту волшебную смесь ароматов по флаконам, он заработал бы целое состояние. Глубоко вздохнув от удовольствия, она пошла дальше.

На веранде Шарлотта снова остановилась, но, обернувшись, чтобы еще раз насладиться видом сада, вдруг ухмыльнулась и закатила глаза. На огромном дубу, ветви которого пологом нависали над Сент-Чарлз-авеню, болталось несколько ниток пурпурных и зеленых бус, зацепившихся за один из сучьев. Однако зрелище это ни капли ее не удивило: каждый год после Марди-Гра такие бусы еще несколько недель свисают повсюду с проводов и ветвей, особенно на Сент-Чарлз-авеню, одной из традиционных трасс всех городских парадов. Те члены крузов[3], которые ехали на высоченных платформах и бросали бусы в толпу по обочинам дороги, порой проявляли излишнее рвение. Но, даже несмотря на это, замечая каждый раз яркие останки буйного празднества, Шарлотта невольно улыбалась.