— Ох, пожалуйста, прекратите, — почти простонал Томми. — Самосвал пригонит Майкл. Остальные не справятся с управлением. Я пошел. Заранее благодарю.

И он, помахав на прощание лапой, ушел.

Когда Томми скрылся за поворотом, медведи обменялись несколькими завершающими тумаками, а потом, на бегу играя в пятнашки, ринулись к Зоопарку, где уже покрылась вечерней росой оставленная там техника.

«Что это, — думал Томми, — усталость, возраст, обычное стечение ужасных обстоятельств? Или Пинок окончательно сошел с ума от неограниченной власти? Не знаю. И не хочу больше ничего знать. Как все надоело… Какое же слово было… еще в Итоне… Ах да, стресс. У моего брата из предыдущей жизни тоже был стресс. Нет, вспомнил, это было не в Итоне, уже здесь, в последнем городе. Перед моим Перескоком в Кукборг. Точно. К нему зашли приятели, что-то долго и громко обсуждали, а потом один из них сказал, что лучше всего стресс снимать сидя на колесах. А уж, говорит, если и это не помогает, надо садиться на иглу. Странные, конечно, способы. Однако…»

В берлоге, справа у входа, лежали три запаски к любимому самосвалу. Томми смахнул с них пыль и аккуратно водрузился. Посидел. Покачал нижней лапой. Легче определенно не стало. Некстати вспомнился детский стишок: «Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу. Все равно…»

«Безысходность. Колеса не помогают. Пойду искать иглу. В лесу по дороге на Свалку их сколько угодно… Душно, как душно».

Томми поднял левую верхнюю лапу, а правой потянул за хвостик молнии. Бархатная шкурка разошлась. Дышать стало легче. Томми сполз с колес и вышел на улицу. У входа темнела громада самосвала. Он обошел его со всех сторон, открыл дверку кабины…

«Нет, не хочу ехать. Прогуляюсь так».

Миновал берлоги. В лесу было темно и тихо. Томми остановился под сосной, сгреб в кучку иголки и сел на них. Но и это крайнее средство не принесло утешения.

«Ах, как я неправ. Надо же садиться не на иглы, а на иглу. И, наверное, она должна торчать…»

Он выбрал самую длинную, самую упругую иголку и по тропинке мимо Просто Лужи быстро дошел до пляжа. Там он воткнул иголку в сырой песок и осторожно сел сверху.

Больно было только сначала, в первую секунду. Облегчения он не почувствовал, стресс никуда не делся, но он, во всяком случае, перестал думать о Конституции. Тоже приятно.

Пока он так сидел лицом к Кукборгу, совершенно не думая о Конституции, к нему подкралась крошечная, просто игрушечная волна и плеснула ему в спину прохладными капельками, и намокла его прекрасная бархатная шкурка…

Томми подпрыгнул от неожиданности. Томми засмеялся. Томми отряхнулся. Настроение почему-то, он никогда не узнал почему, улучшилось. Он даже пожалел, что не с кем перекинуться парой милых и, может быть, веселых фраз…

Но ведь можно порисовать иголкой на влажном твердом песке, можно что-нибудь написать.

Он написал. Несколько слов. Про то, что у него кончился стресс.

Все равно никто из куклоидов прочесть этого не сможет… И сразу сушить шкурку. Утром… на солнышке она быстро… Как хочется спать… А вроде еще лето…

Через час после восхода солнца Кук стоял под сосной, той, что отбежала от своих родственниц и выросла прямо на пляже.

Кук размышлял. Он искал Томми и нашел его, но… На выступающем из песка сосновом корне была аккуратно разложена медвежья шкура. А рядом в песчаной ямке, присыпанный сосновыми иголками, спал богатырский медведь Томми. Голый и беззащитный. Под коричневой шкурой у Томми был чехольчик из ситчика с нежным цветочным рисунком…

Томми снился сон. Он держит Беатрисс за руку, и они идут к Свалке. А там вроде бы Томми известна тайная тропа к другой Свалке. Потом у них будет Перескок, Настоящая Новая Жизнь… и никаких Куков и Конституций…

Недолго думая король Кукборга пару раз ткнулся носом в сосновый ствол, нос легко и без боли отвалился, остался только небольшой корявый пенек, а Кук ловко вставился в медвежью шкурку и застегнул молнию. Присел несколько раз, чтобы утвердиться в новом обличье и проверить его на прочность и комфортность. Получилось! «Так вот что такое шкура неубитого медведя, а я-то все гадал», — и Кук направился в город по пляжу, вдоль залива.

У самой воды он обнаружил едва сохранившуюся вереницу странных слов:

Tango-hotel-alpha-tango… (здесь было еще какое-то слово, но его было совсем не разобрать, начиналось оно, однако, с буквы «s»)… alpha-lima-lima.

Bravo-eco-alpha-romeo Tango.

Их смысл дошел до него не сразу, но, поднапрягшись, он вытащил на поверхность памяти глубоко зарытые разговоры, слышанные еще в Итоне. «В условиях плохой слышимости… на море штормит, все буквы имеют имена…»

«Тэк-с, значит, T-H-A-T'S A-L–L. B-E-A-R T[3]. Попрощался, дружище? Ну, прощай».

Он быстро, теперь уже лапой (!), стер буквы, чтобы даже следа от них не осталось, и, пиная перед собой сосновую шишку, поковылял (надо было тренировать походочку) в Кукборг.

Куклоиды еще отдыхали после вечерних развлечений. Пустынно было на улицах.

Однако, когда он дошел до Красного Дворца, в дверях показалась Беатрисс:

— Ах, Томми, негодник вы этакий, бросили меня вчера, не помогли с пробочками! Где вы были?

Ответ — «Отстань, куколка, не до тебя сейчас твоему королю» — к счастью, не прозвучал. Наоборот, припомнив манеры и велеречивость Томми, он произнес:

— Здравствуйте, дорогая Беатрисс. Простите сердечно за неоказание помощи. Был болен. Скорблю. — «Черт, это перебор, надо осторожнее. Накроют с поличным», — подумал Пинок.

— Конечно, я вас прощаю, Томми. А что у вас с голосом?

— Простужен, уважаемая Беатрисс. — И он убедительно кашлянул.

— Томми, — Беатрисс загадочно улыбнулась и заглянула в глаза медведю, — а у меня для вас сюрприз.

— Приятный?

— По-моему, очень. Вы знаете, мы всю ночь заседали.

— Кто это «мы»?

— Мы с Лайлой, карлсоны, медведи, животные…

— Кто разрешил? Я хотел сказать, а Кук не заподозрил вас в ШП?

— В том-то и дело. Мы решили перевыбрать Кука. И теперь вы, Томми, будете нашим Куком. Вы рады?

— Но по Конституции медведи не могут баллотиро…

— Про болото я ничего не знаю, а животные рассказали, что вчера разговаривали с Куком, и он согласился. Они ему сказали, а он сказал «всего-то», значит, согласился. К тому же вы ведь, говорят, умеете танцевать? Потанцуем сегодня?

— Можно и потанцевать. А где, собственно, Кук?

— Не знаю, Прыщик ходил во Дворец, и карлсоны тоже. Его там нет.