Выходить из дома одной стало неинтересно, мне было скучно практически в любой компании. Единственными, кого я навещала с удовольствием, были Марина и Глеб. Громов же злился на меня за такую пассивность.

— На кой черт мне нужна девушка, у которой нет никакой жизни? Мне нравятся активные и успешные женщины, которые делают карьеру, зарабатывают деньги, умеют наслаждаться жизнью. Сами по себе, а не зависят от мужчины. Вот вчера был концерт, почему тебя там не было?

— Ты меня не позвал.

— Да хуй со мной! Ты кто — бесплатное приложение? Ты должна была пойти. Все посмотреть и написать статью. Ты же хочешь писать. Я дал твой телефон продюсеру одной неплохой сибирской группы, он тебе должен был позвонить, хотел дать послушать их записи, познакомиться. Я ему сказал, что ты — молодая восходящая звезда рок-журналистики.

— А, так это ты его ко мне направил?

— А кто же? Откуда бы у него был твой телефон? Ты с ним встретилась?

— Не-а.

— Почему?

— Ну, я не знаю, Сережа. Ты читал Роберта Шекли? У него есть какой-то рассказ, не помню названия…

— Я не большой любитель фантастики.

— Да там дело не в фантастике. Просто там описано будущее. Всем правят мужчины. А женщины живут в барокамерах. Мужчина хочет с женщиной пообщаться, нажимает на кнопку — и она выезжает к нему, накрашенная и довольная жизнью. А надоест, он опять нажмет на кнопку, и она уезжает обратно в барокамеру, спать.

— Очень мило. И к чему ты мне это рассказываешь?

— Потому что мне кажется, что я живу в такой барокамере. Ты мне звонишь — я несусь к тебе, не звонишь — и я впадаю в летаргический сон.

— И это ужасно неприятно. Противно. Ненавижу таких женщин. Если ты так будешь себя вести, то мы с тобой расстанемся очень быстро. Я ищу такую женщину, которая была бы центром притяжения, о которой говорят, за которую борются. А не ту, про которую говорят: «А, она — девушка Громова», и это ее определяет целиком. Вот недавно кто-то о тебе рассказывал, какая ты крутая, — и мне, старому ослу, было приятно. Я тобой гордился. Мне тебя сразу захотелось.

— Да? А кто говорил и что?

— Да не суть! Я хочу тобой гордиться и хвастаться перед другими, хочу, чтобы все на тебя смотрели с жадностью и хотели тебя. А если твое единственное достоинство — невъебенная любовь ко мне, то на хуй мне это нужно?

— Я не понимаю этой логики. Того, что я значу что-то в твоих собственных глазах и ты сам меня хочешь — этого мало, этого тебе недостаточно? Зачем нужны эти подтверждения от других? Если мою девушку хотят мои друзья, тогда она точно чего-то стоит. А если она такая крутая, и она моя, то и я тоже очень крут. Это пошло.

— Это жизнь. Так устроены мужчины, в нас силен дух соревнования. И женщины как раз являются одним из главных объектов соревнования самцов. Чем привлекательнее твоя спутница, тем выше ты котируешься среди мужчин, и тем выше шанс привлечь других женщин.

Я пришла к Марине зализать раны и обсудить варианты пути к успеху и славе.

— Что ты делаешь, когда он кончает? — по-деловому спросила меня Марина, когда я в очередной раз стала пересказывать ей мой последний разговор с Громовым.

— Э-э, ничего, собственно, — как-то растерялась я.

— Но ты предохраняешься?

— Нет.

Я об этом почти ничего не знала, с мамой не поговоришь, она впадает в транс от одной мысли, что у меня может быть секс. С мужчинами тоже не поговоришь, они очень неохотно общаются на темы беременности, предохранения и прочего. Предпочитают, чтобы женщины сами утрясали эти вопросы, не вовлекая их в свои женские проблемы. Марина дала мне презервативы, противозачаточные таблетки; рассказала, что кончают не только мужчины, но и женщины. Из моего небогатого опыта пока никак не следовало, что мой оргазм — это тоже важно, никто им не интересовался.

Раздался телефонный звонок.

— Ответь, пожалуйста, я не могу отойти от плиты, — попросила Марина, помешивая кашу в кастрюле.

Маленький Игорь, их с Глебом старший сын и мой крестник, сидел здесь же, в кухне, на своем стульчике, в ожидании обеда.

— Алле, — сказала я, снимая трубку.

— Это Костя, — ответил мне красивый низкий мужской голос.

«Ну, Костя, и что, собственно? Тебе кого, Глеба или Марину?» — подумала я про себя, но вслух этого не произнесла, все-таки не мой же знакомый.

— Это Костя, — сказала я Марине.

Та, одной рукой продолжая помешивать кашу, второй ухватила стоящую рядом швабру и постучала ею в потолок.

Тук-тук-тук — три раза.

— Передай ему, сейчас спустится.

— Сейчас спустится, — как попугай, сказала я в трубку. На том конце провода невежливо промолчали.

Раздался стук в дверь, я пошла открывать. На пороге стоял красивый, но сильно помятый, очень худой длинноволосый парень рокового вида. Лицо его мне было смутно знакомо, но вот так сразу вспомнить, кто он такой, я не смогла.

Пока он разговаривал по телефону, а Марина давала Игорю обед, я все пыталась вспомнить, откуда же его знаю. Из вежливости я старалась не очень прислушиваться к разговору, но какие-то слова долетали.

— Репетиция… во сколько? Когда быть на вокзале?

И до меня дошло — это был Алексей Штарков, классный блюзовый гитарист, который играл со многими командами, но подолгу нигде не задерживался.

— Божена теперь живет с Лехой, — объяснила мне Марина, когда тот ушел. — Телефон у них в квартире сломался, и им звонят по нашему номеру, я стучу в потолок, они приходят. А Костя — это Кинчев, они друзья.

Много лет Марина мне рассказывала о своей соседке сверху Божене, наркоманке и алкоголичке. Вечно к ней ходили всякие темные личности, часто они ошибались этажом и ломились в Маринину дверь в любое время дня и ночи. Марину это бесило, особенно когда родился Игорь. Она повесила на входную дверь огромный плакат «Не звонить! Спит ребенок!» — но это не помогало.

Там, наверху, устраивали постоянно пьянки, драки и еще бог знает что. Несколько раз у Марины обваливался потолок в ванной комнате, потому что Божена отрубалась, лежа в ванне, и вода переливалась через край. Были какие-то мелкие пожары, от которых на потолке осталось большое бурое пятно, а дверь в Боженину квартиру почти сгорела. Соседи вызывали милицию, всех уводили, и на какое-то время становилось тихо. А потом все начиналось по новой.

Марину соседская квартира и жизнь за обгоревшей дверью волновала и манила к себе. Божена была не просто пьянь, она была олдовой хиппи; до того как подсела на наркотики, пела в одной из первых московских подпольных рок-групп, писала стихи. В общем, была артистической личностью. Когда мы еще учились в школе, Марина иногда ходила к ней и как-то раз взяла меня. Квартира Божены была настоящим сквотом — запущенная, мрачная: из комнаты в комнату скользили непонятные хипповые типы, кто с совершенно безумными, а кто с пустыми глазами. Сама Божена была Измученной страстями, с потерянной душой. Очарование декаданса, падения, дна — все это так притягивает книжных девочек из хороших семей с головой, наполненной романтическими идеями. Героин, конечно, наложил на хозяйку квартиры неизбежный отпечаток, но и за этой маской была видна ее красота, и искры внутреннего света иногда озаряли ее лицо.