— Сейчас, — он выскользнул за дверь, а через десять минут поставил перед ней прямо возле клавиатуры поднос с кофе и пирожными.

— Я думаю, у него всё будет хорошо, — пробормотал брат Франциск уже от дверей.

— Не сомневаюсь, — ответила Элоиза.

В этом доме невозможно скрыть решительно ничего. Как скоро всем станут известны подробности их вчерашнего гадкого разговора? Когда они поссорились весной, то сумели сделать это без свидетелей, а тут — при всём честном народе, что называется.

Ладно, не важно. Нужно работать.

Себастьяно проснулся и с удивлением обнаружил себя в больничной палате. Ладно, хоть в хорошо знакомой больничной палате на третьем этаже палаццо Эпинале, а не где-то ещё!

Руки и ноги в целом были в порядке, только вот живот нехорошо тянуло. Он заглянул под простыню — ох ты ж, не привиделось, значит. Приклеена повязка, из-под неё выходят трубки. Интересно, что там, под повязкой? Попытался встать исключительно ради сделать попытку — шов тут же отозвался острой болью. Всё, понял, не шевелюсь.

Повертел головой, поискал телефон — точно, какая-то добрая душа положила рядом с подушкой. Взял, включил.

Элоиза.

Вчера они насмерть поссорились с Элоизой. И это ему тоже никаким образом не привиделось.

Себастьяно видел эту сцену мысленным взором очень хорошо — она сидит за столом с каким-то неизвестным типом, потом поворачивается, видит его, машет ему рукой. Оба они поднимаются, потом тип обнимает Элоизу, целует в обе щеки, и они расстаются. Она — радостная и довольная — идёт к нему и явно хочет о чём-то говорить.

Наверное, стоило спросить — кто это и что это, но в тот момент Себастьяно меньше всего думал о том, что стоит делать, а что — нет, да и вообще не думал. Сам сейчас удивлялся — почему его так резанула эта увиденная сцена. Элоиза ведь никуда не делась, по большому счёту. Да мало ли, с кем она вообще может пить кофе! И кто её поцеловал. Уж наверное, были какие-то особые обстоятельства.

Это сейчас он такой умный. А вчера был злой после неудачных переговоров и оттого в неадеквате.

Чёрт побери, только бы она не уволилась и не сбежала совсем.

Очень захотелось позвонить ей. Но сначала лучше узнать новости у кого-нибудь, с кем попроще.

Лодовико отозвался сразу же и появился буквально через пять минут. Судя по его виду, он сегодня ночью не спал.

— Рад видеть тебя живым, — подтащил стул и сел рядом. — Не вздумай подпрыгивать, ясно?

— Тогда рассказывай. Что тут вообще вчера было?

— Это ты у меня спрашиваешь, да? Ты вчера задал нам работы, как никто. Впрочем, оно шло с утра по нарастающей, и я лично рад, что до откровенного криминала ты докатился только к ночи.

— Постой, про криминал я уже не вполне понимаю. Утром были переговоры с участием Шарля, так?

— Так. Где ты словесно и невербально потоптался на несчастном придурке, который всего-то хотел денег за пустышку и которого всего-то нужно было отправить восвояси. Нет экспертного заключения о потенциальной ценности предмета — нет и разговора, и точка. Он, конечно, тоже мог не наглеть, но и ты бы хуже не стал, если бы придержал язык. Ты вроде обычно умеешь.

— Да заусило что-то. Сегодня уже сам не понимаю — что это было. Ну да, надо было плюнуть и растереть. А потом я поссорился с Элоизой?

— Потом ты при всём честном народе наговорил кучу дерьма ни в чём не повинной Элоизе. Я лично не понимаю, почему она тебя на месте не убила.

Себастьяно вздохнул — Лодовико всегда отличался точностью формулировок.

— Да я ещё вчера понял, что идиот. Скажи, она не сбежала? Она здесь?

— Ты имеешь в виду — во дворце? Да, в офисе.

— Найди мне эту штуку, ну, как там её, которой брюхо фиксируют после операции, чтобы кишки наружу не вывалились.

— А это уже — как Мария скажет. Ты не хочешь знать, что было потом?

— Как же, хочу, — господи, что там ещё-то?

— Что ты помнишь из вечерней встречи?

— Помню, что мы только-только вернулись, и что услышал, как Карло разговаривает по телефону, и понял, что он говорит с Фоссо Фабри. И что тот выделывается, как может. И мы поехали поговорить, потому что нечего ему выделываться, особенно перед нами.

— И поговорили, — усмехнулся Лодовико.

— Я помню, что меня ткнул его охранник, тот, который с перебитым носом, и что я вроде его успел схватить и забрать нож. Дальше не могу сказать, что отчётливо помню.

— А дальше я знаю со слов Карло — что Фабри малость охренел от увиденного, он не рассчитывал, что всё закончится кровью. Пока он охреневал, охраннику тоже досталось — ты не промахнулся. Дальше Карло, Уго и Лука быстро тащили тебя домой. На сейчас у Фабри к тебе претензий нет, он согласен, что охранник сам наскрёб на свой хребет и лично занимается утряской дела. Пострадавший прооперирован и пока жив, тоже каким-то частным образом штопали.

— И то ладно. А кто меня оперировал? Мария?

— Если бы. Ты встрял во всё это очень вовремя — про Бруно сам знаешь, а все остальные были кто где, так-то вечер воскресенья и ничего не предвещало. Мария за городом и ей не с кем оставить ребёнка, в доступе один только Кристиано и ещё Виолетта. Мне очень не хотелось связываться с обычной больницей, сам понимаешь — пришлось бы рассказывать, откуда у тебя эта чудесная дыра в брюхе. Тогда я пошёл к Элоизе.

— Что? Ты — пошёл к Элоизе?

— Именно. Она позвонила донне Доменике — старшей, но та тоже находилась за городом и сама приехать не могла. Зато прислала нам врача — странноватый парень, но сделал всё, как надо. А помогала ему Элоиза.

— Элоиза… копалась в моём брюхе?

— Именно, Себастьяно. Кристиано паниковал и повторял, что никогда никого не оперировал сам, Виолетта занималась примерно тем же, только круче, а Элоиза тыкала пальцем в твою дыру и оттуда переставала течь кровь. А потом приехал врач, и я взял с него клятву, что он никогда не будет разглашать деталей операции — кроме как с теми, кто и так знает. И они всё сделали — он, Элоиза, Кристиано и Виолетта.

— Твою мать, — выдохнул Себастьяно.

Других слов не находилось.

— Ну да, как-то так, — кивнул старый друг. — Ты её нехреново обидел, а потом она не дала тебе подохнуть. Сказала — абстрагировалась.

— Нет, ты должен найти мне пояс, которым держат шов на брюхе. Мне надо идти к ней и просить прощения. Или хотя бы ползти, — добавил он, подумавши.

— Успеешь ещё, — начал было Лодовико, но дверь отворилась.

Первой шла Мария Магро, она была преисполнена боевого задора, прямо вся, до самых кончиков забавно вздрагивавших коротких тёмных кудрей. За ней маячил господин Дзани.

— Вы очнулись, монсеньор, отлично. Позвольте осмотреть вас, — Мария строго глянула сначала на Себастьяно, потом на Лодовико.