— Ты настоящий ученый. — Кэл взял Либби за руку и притянул к себе. — Это очень возбуждает.

— Не глупи.

Не слушая, он принялся целовать ее лицо и шею, и она тут же забыла о капсуле времени.

— Кэл… Я хотела… — Либби выронила блокнот; он с тихим шелестом упал на пол у их ног.

— Что ты хотела? — Быстрые и умные пальцы Кэла нашли «горячую точку» у нее на талии. — Сегодня ты получишь все, что хочешь.

— Тебя. — Она вздохнула. Халат соскользнул у нее с плеч. — Только тебя.

— Это очень просто. — Готовый повиноваться, он прижал ее к себе. В голове мелькали сотни эротических мыслей. Теперь, сидя на своей уютной кухоньке, Либби будет вспоминать о нем, только о нем! Он увидел розовую припухлость у нее на плече и груди.

— Что это? — Провел пальцем по розовой полосе и потер подбородок. — Я тебя поцарапал.

— Что? — Либби уже парила, и опускаться на землю ей совсем не хотелось.

— Я несколько дней не брился, а у тебя такая нежная кожа…

— Я ничего не чувствовала. — Либби потянулась к нему, но он лишь поцеловал ее волосы.

— Остается только одно дело.

— Знаю. — Она провела руками по его мускулистой спине.

Он засмеялся.

— Вернее, не одно, а два дела. — Он поднял ее на руки; она показалась ему легкой, как перышко.

— Ты не обязан меня носить. — Либби ткнулась носом ему в шею. — До постели я способна добраться и сама.

— Знаю, но заниматься любовью можно не только в постели. Пошли в ванную!

— В ванную?

— Заодно научишь меня, как обращаться с тем орудием пытки, — сказал Кэл, подходя к лестнице. — И проследишь, чтобы я не перерезал себе горло.

Орудие пытки? Пока Кэл нес ее наверх, Либби пыталась сообразить, о чем он говорит.

— Разве ты не умеешь пользоваться бритвой?

— Там, откуда я прибыл, привыкли к цивилизации. Пытки у нас вне закона.

— Неужели? — Дождавшись, пока он поставит ее на ноги, Либби спросила: — Значит, женщины у вас не ходят на высоких каблуках и не носят утягивающих колготок? Ладно, не важно, — быстро сказала она, заметив, какое недоуменное выражение появилось у него на лице. — Поздновато сейчас для познавательных лекций. — Открыв шкафчик, она достала бритву и пену для бритья. — Вот, пожалуйста!

— Ясно. — Кэл смотрел на предметы, которые она ему протягивала, с нескрываемым ужасом. Но чего мужчина не сделает для женщины! — Теперь объясни, как этим пользоваться.

— Учти, у меня сведения чисто теоретические. Сначала надо нанести пену, а потом провести лезвием по бороде.

— Значит, это пена для бритья. — Кэл выдавил немного мыла в ладонь. — А не зубная паста!

— Нет, я… — Либби невольно прыснула. — Ах, Хорнблауэр, бедняжка!

Кэл вертел странные предметы в руке. Насколько он понимал, другого выхода у него не было. Он глубоко вздохнул и приступил к бритью. Либби согнулась пополам от смеха.

Ее разбудило солнце. Она просыпалась медленно, неохотно, что-то бормоча. Пошевелилась, точнее, попыталась пошевелиться, но ей мешала рука, обвивающая ее талию, и нога, властно лежащая на ее ногах. Улыбнувшись, Либби прильнула к Кэлу и едва не заурчала от удовольствия.

Она не знала, который час, и, наверное, впервые в жизни ей было все равно. Все равно, что сейчас — утро или вечер. Хорошо лежать вот так, свернувшись калачиком. В таком положении она способна провести целый день — лишь бы он был рядом.

Она провела рукой по его боку. Какой он сильный, подумала она. Очень сильный и принадлежит ей — во всяком случае, пока. Даже с закрытыми глазами она отчетливо представляла себе его тело. Раньше она никогда по-настоящему не понимала, что такое близость. Даже к родителям она не испытывала этого чувства, несмотря на то что они любили ее, понимали и, в общем, были самыми родными для нее людьми. Либби всегда думала о себе и о родителях как об одном целом. Они были спаяны воедино с начала и до конца. И Санни… Либби улыбнулась, вспомнив о сестре. Санни моложе почти на два года, она всегда отличалась независимым нравом, любит поспорить и подерзить. Либби никогда не пыталась давить на нее.

Но Кэл… Хотя он только что появился в ее жизни и скоро, очень скоро снова исчезнет, сейчас он всецело принадлежит ей. Его смех, его вспыльчивость, страстность — все принадлежит ей. Она будет хранить воспоминания о нем даже после того, как он исчезнет.

Такая любовь, как у нее, — настоящая драгоценность. У Либби разрывалось сердце. Ей придется часами, днями, годами вспоминать каждое ощущение, каждое слово, каждый взгляд!

Кэл думал, что спит, но ощущения, аромат женского тела были очень, очень реальными. Он проснулся с именем Либби на устах. Она прижималась к нему — они отлично подходили друг другу даже во сне. Он нежно погладил ее по руке и задумался.

Сколько раз за ночь они соединялись? Он уже утратил счет, только помнил, что в последний раз она хрипло застонала в экстазе, шепча его имя, уже под утро, когда в окно пробивался слабый, тусклый свет. Он никогда этого не забудет. Она была как мечта: мягкая, нежная, гибкая и очень страстная. Кэл и не заметил, как перестал быть учителем и превратился в ученика.

Любить гораздо важнее, чем просто доставлять друг другу физическое наслаждение. Любовь — это доверие и терпение, щедрость и радость. И еще спокойствие, когда засыпаешь вместе с любимой и знаешь, что она будет рядом, когда ты проснешься.

Они — пара. Это слово пришло ему в голову не напрасно. Да, Либби — его вторая половинка. Как странно распорядилась судьба! Чтобы он нашел свою вторую половинку, судьба забросила его на двести с лишним лет назад!

Кэл отрешился от всех мыслей. Сейчас ему хотелось только одного: заниматься с Либби любовью при свете дня.

Он повернулся и резко вошел в нее. Она тихо застонала и приникла к нему губами. Его охватила радость. Возбуждение. Медленно, растягивая удовольствие, они двигались в унисон; руки и губы просыпались.

— Я люблю тебя.

Он расслышал ее нежный шепот и ответил ей так же тихо, не переставая ее ласкать.

Признание совсем не потрясло их — так захватили их новые ошеломляющие ощущения. То была настоящая буря, взрыв чувств.

Бережно и ласково они довели друг друга до пика наслаждения.

Потом он затих, положив голову ей на грудь, но заснуть уже не смог. Неужели она сказала, что любит его? Неужели он сказал, что любит ее? Или то была лишь игра его воображения, страстное желание, которое подсказывал мозг распаленному телу?

Спросить ее он не может. Не смеет. Что бы она ни ответила, она причинит ему боль. Если она не любит его, он все равно что потеряет часть своего сердца, своей души. Если же она любит, расставание с ней будет равносильно смерти.