Уже засыпая, она подумала: «Они все при виде меня будут дрожать со страха».

Гарриет проболела три дня. То есть она пролежала в постели три дня. Потом мама отвела ее к старому доброму семейному доктору. Раньше он был старый добрый семейный доктор, который приходил к больным на дом, но теперь он больше этого не делал. Однажды он топнул ногой на мать Гарриет и сказал: «Мне нравится мой кабинет, и я собираюсь оставаться в нем. Я плачу за него столько денег, что каждый раз, когда я на пять минут из него выхожу, мой ребенок лишается года в колледже. Я больше не выйду из кабинета». И с той минуты он больше не ходил по домам. Гарриет его за это даже уважала, но стетоскоп у него все равно был холодный.

Осмотрев девочку, он сказал:

— С ней все в полнейшем порядке.

Мать сердито на нее посмотрела, а затем выслала в приемную. Когда Гарриет закрывала за собой дверь, она услышала, как доктор произнес: "Мне кажется, я знаю, что случилось. Карри рассказала мне историю про блокнот ".

Гарриет замерла и сказала сама себе:

— А ведь правда. Его зовут доктор Андрюс, так что он отец Карри Андрюс.

Она достала блокнот и записала эту мысль. Потом добавила:

ИНТЕРЕСНО, ПОЧЕМУ ОН НЕ МОЖЕТ ВЫЛЕЧИТЬ ПРЫЩ У НЕЕ НА НОСУ?

— А ну, вставай, барышня, пора идти домой, — мать взяла Гарриет за руку. Было похоже, что она собирается отвести Гарриет домой и там убить. Впрочем, она этого не сделала. Когда они добрались до дома, мать бодро сказала:

— Ну что, шпионка Гарриет, пошли в библиотеку, поговорим.

Гарриет последовала за матерью, еле передвигая ногами. Ей хотелось быть Эллин, которая никогда не встречается со своей матерью.

— Я слышала, Гарриет, что ты ведешь досье на всех в классе.

— Что? — Гарриет приготовилась все отрицать, но это было что-то новенькое.

— У тебя есть блокнот?

— Блокнот?

— Ну, есть он у тебя?

— А что?

— Отвечай, Гарриет, — это звучало серьезно.

— Да.

— И что ты туда записываешь?

— Все.

— Ну, что именно?

— Просто… все.

— Гарриет Велш, отвечай мне. Что ты туда записываешь о своих одноклассниках?

— Ну, просто… ну, всякое… Всякие хорошие вещи и… дурные тоже.

— И твои друзья увидели это?

— Да. Но они не должны были. Это частное. Там даже написано «ЧАСТНОЕ» на обложке.

— Тем не менее, они прочитали. Так?

— Да.

— И что потом произошло?

— Ничего.

— Ничего? — мать бросила на нее недоверчивый взгляд.

— Ну… мой бутерброд с помидором пропал.

— Ты не думаешь, что, может быть, все эти дурные вещи их рассердили?

Гарриет обдумала эту мысль, как будто она раньше никогда не приходила ей в голову.

— Может быть, но они не должны были смотреть. Это частная собственность.

— Это, Гарриет, к делу не относится. Они посмотрели. Как ты считаешь, почему они рассердились?

— Не знаю.

— Ну… — миссис Велш, казалось, обдумывала, стоит ли говорить то, что она в конце концов сказала. — Что ты чувствовала, когда получила эти записки?

Наступило молчание. Гарриет уставилась в пол.

— Гарриет? — мать ждала ответа.

— Мне кажется, я снова заболела. Мне, наверно, надо лечь в постель.

— Нет, дорогая, ты не больна. Просто подумай минутку. Что же ты чувствовала?

Гарриет разразилась слезами. Она бросилась к матери и продолжала рыдать. «Я ужасно себя чувствовала, просто ужасно», — это все, что она могла сказать. Мама обняла и принялась целовать дочь. Чем дольше она ее обнимала, тем лучше Гарриет себя чувствовала. Мама все еще продолжала ее обнимать, когда пришел домой отец. Он тоже обнял дочь, хотя не знал, что случилось. Потом они все поужинали, и Гарриет отправилась спать.

Прежде чем заснуть, она записала в блокнот:

ЭТО ВСЕ, КОНЕЧНО, ПРЕКРАСНО, НО НЕ ИМЕЕТ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ К МОЕМУ БЛОКНОТУ. ТОЛЬКО ОЛЕ-ГОЛЛИ ПОНИМАЛА ПРО БЛОКНОТ. У МЕНЯ ВСЕГДА БУДЕТ БЛОКНОТ. Я ВСЕГДА ВСЕ БУДУ ЗАПИСЫВАТЬ, ВСЕ-ВСЕ, ЧТО СО МНОЙ НИ СЛУЧИТСЯ.

После чего она мирно заснула. На следующее утро, едва проснувшись, она потянулась за блокнотом и раздраженно нацарапала:

ПРОСНУВШИСЬ УТРОМ, Я ЖЕЛАЛА ТОЛЬКО ОДНОГО — УМЕРЕТЬ.

Выразив свои чувства таким образом, она встала и надела то же платье, что накануне. Прежде чем спуститься вниз, она подумала о том, что ее комната расположена на чердаке. Она записала:

ОНИ МЕНЯ ПОМЕСТИЛИ В ЭТУ КОМНАТУ, ПОТОМУ ЧТО ДУМАЮТ, ЧТО Я ВЕДЬМА.

Записывая эту мысль, она превосходно знала, что ничего подобного ее родители не думают. Она захлопнула блокнот и сбежала вниз по лестнице с такой скоростью, будто ею выстрелили из пушки. Она ворвалась в кухню, столкнулась с кухаркой и выбила у той из рук стакан воды.

— Смотри, что ты наделала, сумасшедшая! Куда это ты так несешься? Если бы ты была моей дочерью, я бы тебя хорошенечко отшлепала. Ты смотри у меня, а то я и впрямь это сделаю, — раздраженно прошипела кухарка.

Но Гарриет уже мчалась наверх, где ее было не достать. Она-то и спустилась только для того, чтобы схватить кусок тоста прямо на кухне, вместо того чтобы ждать, пока кухарка принесет их в столовую. Она с грохотом плюхнулась на свой стул. Мать окинула ее взглядом.

— Ты не умылась, Гарриет, и кроме того, это платье кажется удивительно знакомым. Пойди наверх и переоденься, — веселым тоном скомандовала она.

Гарриет помчалась наверх. Башмаки клацали по паркету, клак-клак-клак, а затем бум-бум-бум по лестнице, покрытой ковровой дорожкой. Она добежала до своей ванной и почувствовала, что ужасно устала, когда стояла над раковиной и мыла руки.

Солнце ярко светило в маленькое оконце, выходящее на парк и реку. Внезапно замечтавшись, Гарриет загляделась на эту картину. Она все мылила и мылила руки, ощущая приятную теплую воду и глядя на баржу, желтую с красной мачтой, аккуратно двигающуюся вверх по реке, так что за ней оставались на поверхности воды расходящиеся пенистые следы.

Внизу звякнул колокольчик, и мама позвала:

— Гарриет, в школу опоздаешь.

Гарриет внезапно очнулась и увидела, что мыло у нее в руках превратилось в рыхлый комок. Она смыла его и побежала вниз, на ходу быстро вытирая руки о платье.

Папа сидел за столом, укрытый своей газетой. Мама скрывалась за другой газетой.

Переваливаясь с боку на бок, вошла кухарка, бормоча:

— До смерти меня сейчас напугала. Она нас всех угробит в один прекрасный день.