«Ноев ковчег»! Какое характерное название для ресторана в этом богом забытом месте. Здесь все словно вымерло. Единственный признак жизни – это стальной трос, который бьется о флагшток.

Я спускаюсь по лестнице и тут же погружаюсь в песок. Впереди меня ждет самый тяжелый отрезок. Я оставляю все позади – причал, ресторан – и иду в сторону горизонта. Снова сквозь тучи пробивается одинокий луч и указывает мне путь, словно сам Бог направляет меня в этот поход.

Если бы ветер не так сильно свистел в ушах, я бы уже услышал шум моря. Скоро я вижу первые вспышки на горизонте. Через час прилив достигнет своего пика. У меня остается не так много времени. Вскоре солнце полностью скроется за горизонтом.

Еще несколько сотен метров. Мои ботинки все глубже уходят в ил. Катарина своим весом вдавливает меня в песок. Это становится бессмысленным. Ил, налипающий мне на лодыжки, мешает идти.

Наконец я опускаю ее с плеч, подхватываю под мышки, иду дальше спиной перед и волоку ее за собой. Сейчас я смотрю назад. Передо мной только «Ноев ковчег» и причал, которые с каждым шагом удаляются от меня. Прибрежной полосы я уже не вижу. Мир вокруг стал слишком темным.

Неожиданно я погружаюсь в воду. Первые волны омывают мои ботинки. Меня обдает ледяным холодом, но я уже добрался до цели и оглядываюсь по сторонам. Всего в нескольких метрах из песка торчит деревянная свая. Она кажется достаточно прочной.

Словно догадавшись, что сейчас произойдет, она раскрывает губы и бормочет что-то невнятное. Она шевелит пальцами. Но я почти у цели, и вторая доза не понадобится. Она полностью приходит в себя, уже сидя в иле – у сваи, со связанными за спиной руками.

Я беру вторую веревку с пояса и крепко обвязываю ее тело. Затем показываю ей свой складной нож с деревянной ручкой. Охотники разрезают им сало. Я тоже. Она все понимает и начинает кричать. Я разрезаю ее блузку и бюстгальтер и стягиваю с нее брюки. Трусы оставляю. Она бы не хотела, чтобы я бросил ее там полностью обнаженной.

Когда она осознает, где находится, кто я и что она привязана к столбу на краю света, где криков никто не услышит, ее вытянутые ноги уже лежат в углублениях, которые я вырыл голыми руками. Ее белая плоть исчезает в иле, и скоро все выглядит так, словно на веревках подвешена только отрезанная верхняя часть туловища. Крупный песок с осколками ракушек до крови стирает мне ладони, но этого никто не заметит. Я позаботился, чтобы за это поплатился другой… Почему вы так странно смотрите?

– Каково это – возложить вину за убийство на другого? Что это за чувство?

– Возложить вину? Это гораздо больше. Будь у него возможность, он бы сделал все точно так же. Я просто освободил его от этого груза и устроил все в его вкусе. С таким же успехом он мог бы сделать это сам.

– Как вы узнали о его психологической травме?

– В его медицинской карте полно протоколов его ночных кошмаров. В них он собственноручно толкает свою мать в силосорезку в тот дождливый день. Вертящиеся ножи отрезают ей пальцы, руки, ноги и разрывают ее на куски.

– Но он убил ее не намеренно, это был несчастный случай.

– А он это тоже знает?

– Вероятно, нет. Что вы испытывали, когда убивали эту молодую девушку аналогичным образом?

– Я приставляю нож, разрезаю ее, и на секунду чувствую себя им. Дождь смывает кровь с ее тела. Соль очищает раны. Морская вода омывает тело, которое все больше и больше распадается на куски.

– Почему именно эта молодая девушка?

– Она оказалась поблизости.

– Потому что она похожа на его мать?

– Возможно.

– Откуда вы знали эту девушку?

– Как я сказал, она оказалась поблизости.

– В действительности, вы несколько недель наблюдали за Каспареком, получили доступ к протоколам его психотерапевтических сеансов, изучали его и, возможно, даже разговаривали с его психиатром. Вы тогда наткнулись на Катарину?

– Это было неизбежно. Она работала в ресторане.

– Но Каспарек никогда не совершил бы этого убийства.

– Вы так уверены? Оно освободило бы его от кошмаров.

– Разве это не задача его лечащих врачей?

– Конечно.

– Но вы не врач.

– По крайней мере, не инженер человеческих душ.

– Почему вы чувствовали призвание совершить это преступление?

– Потому что врачи со своей психологической ерундой никогда не смогли бы ему помочь. Просто их методы недостаточно радикальны. Только он сам мог помочь себе, полностью избавившись от чувства вины. Для этого ему было необходимо пережить ситуацию во второй раз. С другим, реальным человеком.

– Чтобы перенести свое чувство вины на кого-то другого и больше не винить себя в смерти матери?

– Вы все поняли.

– Но ничего не вышло. Каспарека не подозревают в убийстве. Вместо него здесь сидите вы.

– Вам из БКА просто повезло».

19

В семь утра Мелани в меховых тапочках, голубом халате и с чашкой горячего какао в руке вошла в свой домашний кабинет.

Герхард уже сидел за ее письменным столом. На полу свернулась Шейла, рядом стоял компьютер Ингрид без корпуса и тихо гудел.

– Доброе утро, дорогой. – Мелани поцеловала Герхарда. – Ты давно на ногах?

– С пяти, не мог спать, – проворчал он. – Я подключил к компьютеру монитор и клавиатуру.

– Вижу, но мы же хотели просто взглянуть на техническую начинку?

– Да, но раз уж мы начали…

– Типичный журналист. Я надеюсь, ты не оставил отпечатков пальцев на аппарате.

– А если и оставил? – Он пожал плечами. – Моих отпечатков наверняка нет ни в одной базе данных. Меня никто не раскроет.

Мелани застонала.

– Кстати, как ты смогла незаметно попасть в дом? – спросил он.

Мелани рассказала.

– А когда ты убегала с компьютером под мышкой, то оставила террасную дверь открытой?

– Нет. – Она указала на ключ, который лежал на столе. – На полке рядом с входной дверью висели два запасных ключа. Я закрыла дверь на террасу и заперла дом снаружи.

– Это тебе впаяют срок.

– Лучше расскажи, что ты обнаружил.