Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так как Вессели был в черных лаковых туфлях, Сабина тоже решила не разуваться. Он провел ее в гостиную, и там Сабину ждал очередной сюрприз. Стол был накрыт на двоих, рядом с открытой бутылкой вина стояли свечи, пахло чесноком, и играла негромкая музыка.
– Надеюсь, вы любите «совиньон блан» и королевские креветки.
– По крайней мере, аллергии нет. Сами готовили?
– Для моих гостей – всегда, – ответил он.
– Гостей? – переспросила Сабина. – Полагаю, на сегодня архивные работы отменяются… – «Вместо этого вы будете пытаться приставать ко мне, – додумала она предложение до конца. – А я снова попалась на эту старую уловку».
– Угадали – извините меня, я должен проверить креветки. – Он исчез на кухне.
Без сомнения, он был хищным койотом, который всегда добивался своего, – но Сабина все равно чувствовала себя польщенной. Хотя Вессели перевалило за шестьдесят, он был стройным, высоким и в неплохой физической форме, если не считать проблемы с ногой. Наверняка регулярно плавал в бассейне. Кроме того, обветренное лицо придавало ему загадочности.
К гостиной прилегал зимний сад с высокими комнатными пальмами. Через широкое окно был виден Висбаден, который мирно дремал в долине. Быстро стемнело, и уже замерцали городские огни.
Пока Вессели возился со сковородой в соседней комнате, Сабина подошла к книжному стеллажу и разглядывала полки.
В основном специальная литература по криминологии, от изданий в кожаных переплетах начала девятнадцатого века до современной аутопсии.
– Вы живете здесь один? – спросила она. «Или отослали жену сегодня вечером из дома?» Возможно, у него не было секса уже несколько месяцев. Но сегодня тоже ничего не получится. По крайней мере, с ней.
Вессели выключил вытяжку.
– Моя жена страдала маниакально-депрессивным психозом. Пять лет назад она покончила с собой. Таблетки. Пока я был на конференции в Берлине.
«Черт», – подумала Сабина. Но все равно не испытывала угрызений совести по поводу своей инсинуации.
– В этом весь трагизм, – продолжил он. – Как профайлер я изучаю психику людей, но собственной жене помочь не смог.
Мать Сабины убили год назад. Так что Вессели не нужно давить на жалость, рассказывая ей о боли и чувстве вины.
– Между прочим, этот участок принадлежал семье моей жены. Целым трем поколениям, иначе мы не смогли бы позволить себе жить здесь.
– У вас есть дети? – спросила Сабина.
– Из-за болезни жены мы решили не заводить детей.
Сабина не спеша брела вдоль книжных стеллажей и пальцами скользила по корешкам. У Вессели была невероятно подробная библиотека по судебной медицине.
– Что вы думаете по поводу доктора Лауренца Белла?
– Вы его знаете? – спросил Вессели.
– Немного, – ответила Сабина.
– Ну, он был отцом-одиночкой. До того, как потерял сына и начал пить, он был чертовски хорошим врачом в университетской клинике Франкфурта. Каждый по-своему переживает смерть любимого человека.
– На его профессионализм можно положиться?
– Как нейрохирурга или судмедэксперта?
– Судмедэксперта.
– Раньше он был гением, да и сегодня остается выдающимся. Поэтому я забрал его в Висбаден.
– Гением? – переспросила Сабина.
– А вы не знали? – Вессели откинулся назад и заглянул в гостиную. – Белл на один глаз сильно близорук, а на другой сильно дальнозорок. Врачи говорят, такое редко встречается. Вообще-то, он не должен ничего видеть, потому что мозг не может совместить две настолько разные картинки. Но он видит. Поэтому когда-нибудь его мозг будет заспиртован, чтобы студенты могли им восхищаться.
Сабина представила себе на секунду жуткий взгляд Белла. В этот момент в комнату вошел Вессели со сковородой в руке. Сабина села за стол. Вессели налил вина в бокалы, и они принялись за еду.
– А какой он хирург?
– Почему вы им интересуетесь?
– Эрик Дорфер мой друг, а Белл лечит его.
Вессели посмотрел на нее с состраданием.
– Трагический случай, мне очень жаль. Но поверьте мне, Белл настоящий профессионал. Эрик в надежных руках.
– Уже есть какие-то предположения, кто мог в него стрелять?
Вессели покачал головой:
– В ту ночь незадолго до покушения перерыли наши со Снейдером офисы. Это наверняка кто-то из Висбадена, у кого хорошие связи с БКА. В ту же ночь мы провели кризисное совещание с директором Хессом. Снейдер тут же организовал самое необходимое: установку новых камер слежения и досрочную выдачу запланированных новых служебных мобильных.
– Почему?
– Это конфиденциальная информация. – Вессели улыбнулся. – В любом случае вы можете себе представить, что после этого происшествия настроение в БКА неважное. И все это именно сейчас, перед самым шестидесятипятилетием. Были проведены сотни допросов – никто никому не доверяет, – сказал он с набитым ртом. – Говорю вам как ветеран, который может это оценить.
Креветки в чесночном соусе были великолепны. Но от ужина все равно оставался какой-то грустный осадок.
– Почему вы пошли в БКА? – спросила Сабина.
– Ну… – Вессели окунул кусок белого хлеба в соус. – Когда в 1968 году начались студенческие волнения, мне было семнадцать, и я видел свою задачу в том, чтобы вернуть спокойствие в стране. Я окончил полицейскую школу и подал заявление в БКА. В то время президентом БКА был Герольд.
Сабина знала Герольда по рассказам. Этот человек был легендой.
– Вы знали Герольда лично?
Вессели прищурился.
– «Лично»? – со смехом повторил он. – Он обучал меня. Гениальный стратег и первый, кто попытался поставить себя на место преступника. До него БКА пребывал в спячке, но Герольд занялся техническим оснащением. Разработал интеллектуальный анализ данных для сыска и инвестировал в технику, создание баз данных и первые мощные компьютеры.
Во взгляде Вессели появилась тоска.
– Можно спросить, почему вы носите повязку?
– Конечно, можно, – сказал он, но на вопрос не ответил. Вместо этого продолжил свой рассказ: – Это кажется парадоксальным, но всеми современными методами расследования, которые сегодня используются в работе, мы обязаны преступникам. – Его слова прозвучали так, словно он гордился этим развитием, к которому тоже приложил руку.
Сабина хотела сменить тему.
– А потом вы стали ментором Снейдера?
Вессели доел и вытер салфеткой рот.
– Мартен отслужил два года в голландской армии, за год до объединения Германии переехал из Роттердама в Дуйсбург и в двадцать три года с отличием окончил университет. Он свободно говорит на нескольких языках. Я сразу увидел его потенциал. У него уже тогда был нюх, как у верблюда, который чует лужу за двадцать километров.