Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я перебирал компакт-диски в шкафчике. Ничего из найденного слушать не хотелось. Я закрыл шкаф и включил радио.
– Есть телефоны, которые достойны того, чтобы о них мечтать, – провозгласило радио мощным мотивирующим голосом. Я вздрогнул от неожиданности.
Боже, до чего же мы докатились, подумал я. Мечтать о телефонах… Телефон – это просто телефон, чего о нем мечтать? Я посмотрел на свой старый мобильник. Ему уже, если память мне не изменяет, года четыре. И за все это время – ни одного отказа. Исправно звонил, исправно поддерживал связь, исправно будил меня по утрам. Что еще надо от телефона? О чем еще тут мечтать?
Интересно, подумал я. А вот почему не говорят, к примеру, «есть тостеры, которые достойны того, чтобы о них мечтать»? Или унитазы? Как вам такая реклама, а? Хотя, наверняка найдутся люди, которые будут послушно мечтать о тостерах и унитазах… – мысленно полемизировал я с радиоголосом.
– Не надо мечтать, надо покупать! – бодро отозвался он.
А-а-а, вот где собака-то зарыта! «Надо покупать»! Конечно, какой толк производителям телефонов от чьих-то мечтаний… а вот от покупок – толк вполне реальный и поддающийся строгому учету. Вот так, думал я, мы и мечтаем о покупках, и пытаемся купить мечты…
А сам-то я о чем мечтаю? – вдруг ударило мне в голову. Я осознал, как давно уже перестал мечтать. Даже и не заметил, как умерли мои мечты. С ними, казалось, умерла и какая-то маленькая, но самая важная часть меня. Может, мечты и вовсе не должны сбываться? – подумал я. Или это были просто не мои мечты? Когда мечта достижима, только протяни руку – и она твоя, она перестает быть мечтой. Когда у тебя в кармане миллион долларов, ты больше не мечтаешь о «лексусе» и доме на морском берегу. Ты можешь просто взять и купить его. И все – теперь тебе мечтать больше не о чем. Конечно, ты можешь мечтать о «бентли», стофутовой яхте и собственном футбольном клубе, но этим мечтам сбыться уже не суждено, и ты это знаешь – свой шанс ты уже использовал.
Жизнь человеческая построена на мечте. Стоит лишь утратить мечту – и жизнь тут же теряет смысл; теряется сам импульс к движению, так как двигаться-то больше некуда. Эту особенность человеческой души давно пронюхали производители различной продукции, и с успехом ее используют, навязывая нам те мечты, которые, по их мнению, у нас должны быть. Мы эти готовые мечты под сладким соусом глотаем, послушно принимая за свои собственные, и подчиняем нашу жизнь их исполнению. Как только они исполнены – следующий рекламный щит предлагает нам новую готовую мечту. Таким образом круг общества проворачивается еще на один оборот. Вся фишка в том, что у круга нет конца. У нас-то конец есть, у каждого – свой, но мы подчиняемся всеобщей иллюзии его отсутствия, посвящая свою жизнь «бесконечному» достигательству и покупательству.
Но, сколько бы иллюзий мы не питали, конец наш неизбежен. И он гораздо ближе, чем нам кажется. Так о чем же тогда действительно стоит мечтать?
Чем больше я об этом думал, тем сильнее меня охватывала паника. Как будто тот злобный сумрак, что заполз мне в душу в квартире Сандера, снова раскинул свои липкие щупальца. Радио пело какие-то попсовые композиции про любовь, но слова извне не проникали вглубь моего сознания, скользя где-то по его поверхности, царапая и раздражая слух. Я нажал кнопку, и царапание прекратилось; мысли теперь полностью и беспрепятственно владели мною.
Наше стремление не поесть, а побыстрее наесться, как можно быстрее достичь результата, не заботясь самим процессом, вкусить все, что только можно в кратчайшие сроки, как в коммунистических лозунгах, догнать и перегнать – все это в конечном счете порождает безысходность отсутствия желаний. Состояние, когда просто нечего больше хотеть. Вообще нечего. Совсем. Все желания становятся каким-то ненастоящими, игрушечными, как капризы избалованного ребенка. И это страшно. Человек перестает быть человеком. Так кончается жизнь и начинается смерть.
Кончается жизнь и начинается смерть… Эти слова крутились в моем мозгу, как заевшая пластинка. Охватило ощущение, что у меня больше нет нигде места. Я садился, вставал, шел в другую комнату, снова садился, и снова вставал, и снова, и снова… Голову заполнило совершенное ничто, абсолютная, безмолвная пустота, и только глухое эхо моих собственных бесцельных и бесполезных шагов в пустой холодной квартире было моим одиноким спутником.
* * *
В тишине я оделся, запер дверь и вышел на улицу. Лицо мгновенно покрылось влажной пленкой. Я сел в машину, выехал на затянутую мутной дымкой дорогу и поехал вперед. Мне нужна была музыка. Какая-то особенная музыка. Та, которую не крутят по радио, и которую я не слушал раньше. Поэтому я поехал в “Music Star” – самый большой музыкальный магазин в городе.
– Мне нужно что-то… что-то осеннее, – сказал я девушке-продавщице. Она посмотрела на меня в замешательстве.
– Ну… я не знаю, как еще сказать. Что-то такое… Там, где играет скрипка. Грустно-грустно. Но не классика. К классике у меня сильная антипатия, сам не знаю почему.
– А-а-а, – протянула она, склонив голову набок, – может, вам попробовать авангард?
– Авангард?
– Да, – она сделала несколько шагов к стойке с инструментальной музыкой. – Вот, например, Филип Гласс.
Она достала диск с черно-белой фотографией немолодого мужчины на обложке. Фотография понравилась мне сразу.
– Мне нравится обложка, – сказал я. Она улыбнулась. «Эльмира, продавец» – было написано на ее бэджике. На вид года двадцать два – двадцать три, – почти как мне. Милая стройная девушка с каштановыми волосами и легким намеком на восточное происхождение в чертах лица.
– А мне нравится музыка. Особенно его поздние концерты для скрипки с оркестром, – она достала еще пару дисков. – Хотите послушать?
– Да, пожалуй.
Я взял из ее рук пластинки и пошел к стойке
