В общем, сижу я, с одной стороны смех разбирает, с другой ещё больше стыдно, что испугался простого скрипа ведра. Блин, воин, ё-моё. Арбалет ещё себе сделал, ножиков всяких. А обычного жестяного ведра испугался. А эта ушастая ещё и поёт на ходу. О чём – не понятно, потому что по-своему. Но красиво. Не зря я тогда думал, что ей блюз петь надо. Эта мелодия, правда, больше на колыбельную похожа, но так даже ещё красивее. А я сижу как дурак, заслушался, и уже даже ни о чём не думаю.

– Антон, не прячься, пожалуйста.

Вот, я ещё, оказывается, и прятаться не умею. В момент меня вычислили. Ну что ж теперь делать? Встаю, выхожу.

– Извини, говорю. Не хотел тебе мешать.

А сам красный, как раакшас.

– Ты, – спрашиваю. – Чем здесь занимаешься? Что клумбу в порядок приводишь, я вижу. Но почему именно эту? Летник – он большой. А ты зачем-то тут место выбрала.

Она молчит, смотрит на меня как-то необычно. Никогда в Икарусе так не смотрела. Я даже объяснить не могу, что за взгляд. Тут тебе и сочувствие, как к слепому, мол, не видит, что ли, что именно здесь пахать надо. И поощрение, наверное, что пришёл. Не иначе, решила и меня в своё сельское хозяйство запрячь. И какая-то непонятная ласка. Тут уже у меня даже предположений нет, откуда у неё такое во взгляде.

А главное – молчит! Ни слова.

Ну, я подождал немного ответа, а когда понял, что его не будет, меч достал, он сзади под ремнём был, в тряпку завёрнутый, протягиваю.

– Вот, – говорю, – как и обещал, сделал.

Она так нежненько его взяла, развернула, полировку на свет посмотрела. Я хотел по ветке клинком махнуть, показать, что острый и прочный, но вовремя передумал. Если она тут порядок наводит, деревья обихаживает, то можно представить, какая будет реакция на мою джигитовку. Этим же мечом и пошинкует мелко, как колбасу. Поэтому я даже на пару шагов назад отошёл, так, на всякий случай. Но, оказалось, зря.

В общем, подходит ко мне Тавадиэль, мечик аккуратненько так на землю кладёт, и смотрит вдруг в глаза, будто что хорошее сказать хочет. Ну, я в этот момент её и поцеловал. Вот правда, сам не хотел. Как-то спонтанно получилось, непреднамеренно. Обнял за шею, руку на затылок положил, и в губы. И тут как законнектился я к ней. Вот такое ощущение, будто мы и правда друг к другу подключились. Сразу почувствовал её состояние, мыслей, правда, не увидел, но кому на фиг нужны эти мысли, когда на меня такой водопад чувств обрушился. Будто я в неё нырнул с головой. И главное, понимаю, что и она то же самое воспринимает. И стоит, такая, немного обалдевшая, как и я, и губы от моих оторвать боится, чтобы контакт не пропал, потому что это оказалось прекрасней, чем всё, что до этого в жизни было.

Правда, через пару минут оба не выдержали, оторвались друг от друга. Отдышались, посмотрели в глаза, и снова почувствовали контакт, правда, на этот раз, без поцелуя, меньше. Но и симпатия взаимная пополам между нами делится, и желания какие-то возникают у обоих. Причем, не то, о чём вы сейчас подумали, а я, например, понял, что моей ушастенькой очень всё-таки надо дерево это возродить. Пока ещё не знал, зачем, но надо, так надо.

В общем, подхватил я ведро, и поплёлся за водой к ближайшему ручью. Иду и понимаю, что теперь она никуда от меня не денется, потому что я даже вдалеке прекрасно чувствую, где сейчас Тавадиэль находится, и чем занимается.

Знаете, странное всё-таки это ощущение. С одной стороны, приятно, а с другой, я же понимаю, что никаких тайн теперь между нами не останется – просто невозможно. Да и какие тайны, когда эмпатия?

Так что принёс я ведро воды, не спеша под ствол в приготовленную лунку вылил, и спрашиваю:

– А зачем мы это делаем?

И вот тут ушастая меня огорошила.

– Это, – поясняет, – ковербис, древо жизни. Раньше, ещё до создания империи, вокруг таких деревьев собирались первые кланы, а уже из них вырастали поселения. Давно, ещё до того, как эльфы стали себя аграфами называть.

Ё-моё, думаю. Прямо не дальний космос, а сказка какая-то. То троллы местные, оказывается, из привычных с детства троллей произошли, теперь вот выясняется, что не зря я аграфов про себя эльфами называл. Осталось выяснить, что и люди это на самом деле какие-нибудь хоббиты или ещё какая нечисть, и всё, картина мира полностью поменяется. А потом про другое подумал.

– То есть, – спрашиваю, – вот эти твои геральдические прозвища, вроде «какой-то лист какой-то ветки», они как раз от таких ковербисов пошли?

Кивает.

– Поселения эльфов так и назывались – деревни, потому что никто их не строил, росли сами по себе, по воле ковербиса. И домов в них было ровно столько, сколько может охранить древо. Поэтому жители так и звали себя, по аналогии с листьями.

– Слушай, а чего же вы тогда от всего этого отказались? Если я правильно понимаю, у вас вообще вся жизнь вокруг этих деревьев крутилась. И вдруг получается, что вы уже в космос летаете, другие планеты заселяете, и вообще, сменили ботанику на технологию.

А она погрустнела сразу, похоже, я что-то очень серьёзное задел. Посмотрела на меня с какой-то тоской, и одновременно надеждой. Блин, я, наверное, никогда не научусь вот так, одним взглядом, несколько чувств показывать.

– Ты ещё об этом узнаешь, – говорит.

И сказала так, будто это знание будет для меня чем-то плохим. Вроде, например, с ума она сойдёт от этого дерева, или наоборот, зомби набегут. В общем, гадость какая-то случится.

Я даже непроизвольно подтянулся как-то, оглянулся. Но, пока ничего страшного не произошло.

– Так, – спрашиваю, – может, и не трогать это дерево, тем более, оно сухое. Всем спокойнее будет.

– Нельзя, – отвечает. – Здешний ковербис меня уже почувствовал, и принял. Так что сам вскоре увидишь изменения.

Блин, не люблю непонятные сюрпризы. Ладно бы там, знать хотя бы, что будет. А то вдруг заберёт ушастую, поселит в каком-нибудь дупле, и всё, забудь, парень. Или… да мало ли, что. Ладно, думаю. Всё это ещё когда случится, а кушать уже хочется.

– Пойдём, – говорю, – в Икарус. Перекусим, чем синтезатор послал, да и темнеет уже, пора на боковую.

А она с такой неохотой на небо посмотрела, потом на меня. Но согласилась, сельхозинвентарь собрала, и на сухую ветку повесила. Потом подошла, в щёчку меня чмокнула и под руку взяла. И двинули мы неспешным шагом, будто гуляющая парочка.

Кстати, я вот на что обратил внимание. Возле Летнего сада ни одного зомби, или даже их следа нет. Сколько мы там проторчали, вроде и шумели, и не скрывались, а всё тишина и покой. А как только отошли метров на пятьсот, так я уже стрелу в окно запустил, по торчащей голове. А потом ещё и рубиться пришлось, примерно в километре от Икаруса. Вышли на нас пятеро зомбаков. Причём, я так потом подумал, это, видимо, при жизни семья была, ну и после смерти тоже решили вместе держаться. Потому что двое бывших мужиков, один старше, один младше, две женщины, тоже разных возрастов, и один пацан совсем – при жизни ему лет пятнадцать было.