Да, так происходит у миллиона девчонок моего возраста, по всему земному шару. В шестнадцать первая любовь, это великая радость и большая трагедия. Но об этом ты поймешь через несколько лет.

— Кто, Кристина?

Слишком задумалась.

— Знакомые ребята, их было четверо, позвали в гости, просто посидеть.

Никому не рассказывала эту историю, в горле стоит ком, в глазах слезы. Ну не матери же плакаться было или старшему брату?

— Как это было?

— Шульгин, ты больной? Я не помню как! — срываю голос, кричу на него, хочу оттолкнуть.

— Как, Кристина? — трясет за плечи, почти выворачивая суставы.

— Просто трахали по очереди, я не сопротивлялась, страшно было до жути, что ударят, что сделают больно, что совсем могут не отпустить, — произношу все на одном дыхании, слезы обжигают щеки, почти накрывает истерика, начинаю заикаться. — И ты пойми, это ведь были не какие-то левые парни, я их знала, вместе гуляли в одной компании. Но мне было так страшно, что я не помню и половины той ночи. А когда ушла домой, три дня не выходила на улицу, понимая, что ведь могло быть и хуже, гораздо хуже. Что мог быть не просто секс, господи, да я ничего и не знала тогда о сексе.

Выдохлась моментально, ладонь Артём гладит спину, другой рукой фиксируя подбородок, заставляя смотреть в его черные глаза.

— Что ты чувствуешь сейчас?

— Ничего, только пустоту, не хочу об этом вспоминать. Я никого не оправдываю и не виню себя, но я даже, дура такая, готова сказать судьбе спасибо, что мне попались именно они, молодые еще пацаны. А не здоровые мужики, которые бы рвали меня на части, так, что вскрылась бы. Стремно звучит, да?

— Очень стремно. Что стало с ними?

— Не знаю, надеюсь, сдохли. Тебе доставляет удовольствие?

— Что?

— Выворачивать других наизнанку.

— Нет, мне доставляет удовольствие совсем другое, — стирает с моего лица слезы, целует, едва касаясь губ. — Когда ты ставишь на место, дерзишь и показываешь зубки, убить тебя, сучку, готов и зацеловать. Вот в этом ты настоящая, выкинь из головы все, что было. Ты не жертва, Крис, и никогда ей не была, запомни это.

А вот теперь он целует по-настоящему, сминая губы, засасывая их, а потом облизывая языком. Сажусь сверху, лицом к лицу, практически задрав рубашку, обнимаю за шею. Психолог хренов, сначала расковырял все внутри, а сейчас зализывает раны.

— Тебе идет моя рубашка.

— Она твоя? Я не заметила.

— Играешь, птичка?

Мне реально становится легче, я не в силах вернуть прошлое, изменить его или сделать более счастливым. Все уже случилось, я живу с этим и буду жить дальше, как миллионы таких, как я. Пусть внутри меня еще живет та запуганная девочка, но я не жертва, надо чаще себе это напоминать.

Сама целую Артёма, разведя бедра шире, трусь о его пах, рубашка уже распахнута, соски твердеют от прохладного ветра, но Шульгин, приподнимая меня, начинает их целовать то нежно, то засасывая полностью в рот. Лишь покусывает, так долго, возбуждая меня до предела, до громких стонов.

Не думала, что такими ласками можно довести до экстаза, но я так близка к нему. Сжимаю его волосы на затылке, дергаясь всем телом, чувствуя, какая уже мокрая, а Артём не останавливается, играет с соском, дразнит его языком. Мышцы внизу начинают сокращаться, я сейчас реально кончаю только лишь от такого петтинга. Как у него это получается, я не понимаю.

— Артём… не могу… господи… не могу больше… а-а-а-а-а-а.

Шульгин насаживает меня на свой член, до самого основания. Растягивает, проникновение очень глубоко, до легкой боли, при этом не прекращая терзать мою грудь и ставшие такими чувствительными соски.

Я кончаю после нескольких движений, кричу, запрокинув голову. Пытаюсь свести бедра вместе, бьюсь в своем невероятном оргазме.

— Вот же черт… да, птичка… ты нереально охуительная, девочка.

Артём продолжает насаживать меня на член, приподнимает бедра, вонзаясь в меня так глубоко, как можно. А потом замирает, прижимая к себе, тяжело дышит. Я так отчетливо чувствую, как его член дергается, как начинает выталкивать сперму, а она теплым потоком омывает мое влагалище.

Он напряжен, чувствую как играют мышцы под кожей, как хрипит и тяжело дышит. Обнимает, прохладная ладонь на горячей коже.

Я снова умерла, он вынул душу, лишил тела последних сил. Просто лежу на его груди, а перед моими глазами встает солнце, показываясь из-за коричневых крыш, и где-то совсем рядом в соборе бьют колокола.

Красиво.

Я постараюсь запомнить этот момент, чтоб вспоминать чаще.

Когда останусь одна.

— Любимова, ты ночевала в другом отеле?

Олег с хрустом кусает зеленое яблоко, смотрит, как я забираю привезенную курьером еду, проверяя все по списку.

— Да, меня заселили в другой.

— Олег, зачем ты спрашиваешь? Кристина теперь ночует исключительно в пятизвездочных отелях и спит только с богатыми мужиками.

С грохотом ставлю на барную стойку ланч-бокс, нас слишком много в небольшом пространстве, пилоты должны идти в кабину, но любопытство выше них. Надо обязательно спросить, где и с кем я провела ночь.

— Курапов, я не понимаю, ты чего добиваешься?

— Ровным счетом ничего.

— Я ведь предлагала тебе поговорить как взрослые люди, а ты то дергаешься, то бежишь к Трофимову писать заявление.

— Какое заявление?

Олег не в курсе нашей развернутой холодной войны, смотрит с любопытством, дожевывая яблоко. А меня на самом деле начинает выбешивать вся эта поганая ситуация.

Сначала Коленька крутит мне мозг своей отказной на княжеские владения, перед этим Курапов — любовным бредом на Сахалине. Я что, на самом деле похожа на жертву? Может подойти каждый, начать качать права и ставить условия?

— Олег, иди в кабину.

Второй пилот слушается первого, но уходит с неохотой.

Дима двигается ближе, на лице поганая ухмылка, в глазах злость.

— Это я дергаюсь? А может, я еще трахаюсь с пассажирами прямо во время рейса? Может, это я потом их обслуживаю в номере за отдельную плату?

— Тебя что больше возмущает? То, что я трахаюсь с ними, или то, что я трхаюсь не с тобой? Ты, Дима, уже определись и мозг мне не выноси своими так некстати вспыхнувшими чувствами. Мне они нахуй не упали.

Честно, хотела по-хорошему, без конфликта и перехода на личности. Мне нравится мой экипаж, вся работа была четко отлажена, мы не мешали, а дополняли друг друга.

А сейчас начнутся проверки и разборки. Мы сейчас как заклятые враги смотрим, готовые убить взглядом, а я не понимаю, чем так задела этого мужчину? Реально, что не выбрала его, которого, по его мнению, хочет каждая? Мужика с двумя детьми, который заикнулся, что готов ради меня на все, а теперь почти открыто назвал проституткой?