Яркий огонь слуги зажигать боялись и встретили прелата с маленькими масляными фонариками, прикрытыми войлочными колпаками. Здесь были и уцелевшие солдаты.

Зная, что казармы разорены, прелат ожидал увидеть двор заваленным битым камнем, однако гвардейцы не сидели без дела и после налета чудовищ начали разбирать завалы.

Все это прелату сообщил один из сержантов. Прежнего докладчика – управляющего замком Дизрая – было не видно, он получил ранения и лежал в лакейской.

– А теперь навестить семью, – сказал прелат, выслушав короткий доклад о ситуации. – Мэйджор, пойдем со мной, я хочу, чтобы ты все время был рядом.

– Конечно, господин прелат, – отозвался Бекет и отдал повод лошади одному из гвардейцев.

Он понимал, что в этой непростой ситуации прелату хотелось на кого-то опереться, а Бекет оказался самым осведомленным в том, что касалось разбойников.

Тревис увязался за ними, его присутствие возле Гудрофа даже не обсуждалось.

Когда они вошли под замковые своды, слуги побежали по лестницам и начали зажигать подвесные фонари, отчего вокруг стало светло.

Часовые на лестнице с удивлением смотрели на странную одежду Бекета, смутно узнавая в нем недавнего новичка. Кое-где на стенах виднелись следы посещения замка незваными гостями: сбитая штукатурка, царапины. В одной из ниш от статуи остался лишь постамент, но обломки слуги уже убрали. Створка двери на втором этаже оказалась отмечена пулевыми пробоинами, однако прелат не обратил на это внимания и прошел мимо.

Тревис и Бекет отстали от него в длинном коридоре, и далее прелата сопровождали трое слуг.

Возле двери Амалии Гудроф остановился, помедлил мгновение и осторожно дотронулся до рукояти. Видевший это Бекет предположил, что прелат войдет внутрь покоев, но тот вдруг резко отдернул руку и поспешил дальше.

– Только сейчас почувствовал, что ноги почти отваливаются, – пожаловался Тревис и похлопал себя по голенищам.

– Давай присядем, я тоже набегался. Мы ведь уже часов семнадцать на ногах.

Бекет сел на ступеньку, снял фуражку и пригладил волосы.

Тревис сел рядом и растянул на колене потерявшую всякую форму шляпу.

Затем обернулся и позвал негромко:

– Эй, кто-нибудь!

Из коридора выглянул пожилой лакей.

– Битурд?

– Он самый, ваша милость, – ответил лакей, кланяясь.

– Принеси чего-нибудь пожрать. Можно просто кусок хлеба…

– С кухни, ваша милость?

– Да какая кухня, сейчас его светлость выйдет и нам опять бежать. Принеси откуда поближе.

– Одну минуту, ваша милость.

Лакей ушел, а Бекет почувствовал необыкновенно сильный голод.

– Как думаешь, побьем мы этих разбойников, Григ? – спросил Тревис.

Бекет даже не сразу понял, что обращаются именно к нему. Он недоуменно посмотрел на Тревиса, но скоро вернулся к реальности.

– Не знаю. Хорошо, если сами живы будем. Видал, как они нас в балке прижали?

– Погоди, мы их еще тоже прижмем. Вот соберем войско да пойдем лесами. Засады ставить начнем, всех перебьем.

Тревис говорил зло и уверенно. Бекет даже улыбнулся.

– Что, не веришь?! – задиристо спросил Тревис.

– Чем ты их перебьешь-то? – с усмешкой спросил Бекет.

– С арбалетов, с луков.

– Так солдат же больше нет, от казарм только битые камни остались. Кто воевать будет?

– Нет, вторая казарма почти целая осталась. Только первую развалили – ту, что ближе к замку.

– Когда ты успел разглядеть, темно же!

– У меня привычка, я ночью хорошо вижу.

Вернулся лакей, принес на серебряном блюде нетронутый бисквит и половинку гуся в холстяной салфетке.

– Вот, ваша милость, булочка от нашей… Амалии осталась. – Лакей шмыгнул носом. – А жареного гуся леди Бровн кушать отказались, поскольку в печали.

– Мы тоже в печали, но жрать все равно хочется, – сказал Тревис, забирая продукты.

– Мне треть булки и ножку, остальное тебе, – сказал Бекет, почувствовав себя на партизанской базе. Ему и на таких приходилось бывать.

– Идет, – согласился Тревис, выламывая из гуся заказанную ножку.

Лакей не уходил и держал блюдо для гусиных костей, а когда Бекет и Тревис поели, подал им салфетки.

– Благодарю, Битурд, – сказал Тревис, возвращая салфетку.

– Да, – поддержал его Бекет. – Очень вовремя.

Когда лакей ушел, Тревис поковырялся в зубах, затем вздохнул и, посмотрев на потолок, сказал:

– Допустим, солдат у нас хватит, сотен семь уцелело – это точно.

– А сколько из них хороших стрелков?

– Все хорошие.

– В летящего воробья сколькие попадут?

– В воробья?

Тревис пригладил волосы, шмыгнул носом и снова посмотрел на Бекета.

– Тридцать человек наберем.

– Тридцать – это хорошо, если не хвастаешь.

– Не хвастаю, днем я тебе сам докажу. Правда, воробья найти дело мудреное, но куриное яйцо в лет расшибу.

– Это хорошо, Тревис. Я тебе верю, но понимаешь, какое дело… Доспехи на них такие, что ни стрелой, ни болтом не взять. Даже лицо прикрыто.

– А может, огнем?

– Огнем – это уже ближе к цели, – согласился Бекет. После еды он стал лучше соображать. – Только к ним еще подобраться нужно. А для этого разведка нужна. Мы должны знать, кто куда едет, где что грабят. Понимаешь?

– Ну так наши гвардейцы запросто это выяснят! – загорелся Тревис. – Мы все узнаем, а потом перехватим их – и огнем! Правильно?

– Отчасти, друг мой. – Бекет вздохнул. – Тут не все так просто, нужно ведь взять и тех, кто сидит в больших колесницах, понимаешь?

– Каких больших? – не понял Тревис.

– Ну, где-то у пиратов должен быть лагерь, и там стоят эти самые большие колесницы. В лагере должны быть солдаты и вся их техника.

– Техника?

– Ну, все эти летающие чудовища, железные великаны и самобеглые коробки, – объяснил Бекет, используя понятные Тревису слова.

– А где они держат пленников? – спросил Тревис.

– Для этого внутри большой колесницы существует что-то вроде тюрьмы.

– И много туда людей помещается?

– Две-три тысячи, это зависит от размеров судна. В смысле – колесницы.

– Откуда ты все знаешь, Григ? Ты бывал внутри этих колесниц?

– Приходилось.

– А… по какому случаю? – осторожно спросил Тревис.