Улица действительно была пустая, как ядерный полигон, если не считать гусей, конечно. Озираясь в поисках колонки, я вдруг увидела за деревьями купол церкви, и у меня сжалось сердце. Это была та самая церковь, которую я видела во сне в поезде. Те же некогда белые стены и побуревшие главки, полуразрушенная колокольня. В желудке словно куст мяты вырос – от недобрых предчувствий.

Не сходи с ума, одернула я себя. Просто ты видела во сне самую типичную русскую церковь. Не какую-то конкретно, а образ, картинку. И ничего удивительного нет в том, что твой сон так совпал с действительностью. На то оно и типичное, чтобы повторяться с известной частотой. А то, что она в таком плачевном виде… И в этом нет ничего странного. Сколько таких заброшенных, разрушенных церквей по всей стране!

- Вот она! – завопила Светка и дернула меня за рукав.

Колонка действительно с самого начала была у нас под носом, а мы никак не могли ее заметить. И только когда из ближайшей калитки вышла бабуля с пустым ведром и принялась с натугой дергать какой-то рычаг, мы сообразили, что вот эта труба с ручкой и есть колонка.

Наполнив ведро, бабка поправила белый в горошек платочек, завязанный на манер банданы, и в упор посмотрела на нас.

- Это к кому это такие? – поинтересовалась она.

- К Таисии, - робко мяукнула Светка.

- Из города?

- Да. Из Москвы.

- А-а-а, - как-то враз посуровев, протянула бабка. – Столичные. Понятно. А вот и она. Тась, глянь, гости к тебе.

Из-за угла, с той улицы, куда уехал мальчишка на велосипеде, появилась маленькая кругленькая бабушка с плетеной авоськой. Из авоськи торчал батон и пакет макарон. Остановившись рядом со своими воротцами в зеленом заборе, она разглядывала нас, склонив голову на бок и наморщив лоб.

- Здравствуйте, - я подхватила сумку и пошла к калитке. – Нас к вам Егор Егорыч послал. Сказал, что у вас можно остановиться ненадолго.

- Егорыч, говоришь? – неожиданно улыбнулась Таисия, ее лицо как-то вдруг посветлело и словно помолодело. – Ну заходите, потолкуем.

Бабка в бандане, вытягивая шею, как любопытный гусь, попыталась было тоже зайти во двор, но Таисия аккуратно закрыла калитку прямо у нее под носом.

- Проходите в дом, девчата. Я сейчас, только порося выпущу.

Положив авоську на скамеечку у крыльца, она направилась в сторону крохотного щелястого сарайчика из серых досок, обитого поблескивающим толем.

- Борька, Борька, - позвала она. – Выходи, паршивец! Иди гуляй! Хоть помоет тебя дождиком.

Похрюкивая, из сарая неспешно вышел, точнее, выплыл огромный черный кабан. Пройдя несколько шагов, он рухнул прямо на дорожку и замер. Впечатление было такое, словно у кожаного дивана одновременно подломились все четыре ножки.

- Видали? - Таисия подошла к нам и подхватила авоську. – Вот лентяй. Жрет и спит целыми днями. Так и будет лежать, пока обратно не загоню. Хоть дождь, хоть снег, ему все одно. И как только на свинью залезает, диву даюсь. Он мой кормилец, - с гордостью похвасталась она, пропуская нас в тесные, пахнущие картошкой сени. – Из соседних сел свиней к нему привозят. Породистый. Муж-покойник крохотного свиненка купил, думали, не выживет. А он вон какой красавец стал. Все боюсь, как бы не украли. Один раз пытались уже, да как с таким сладить? Лег и все.

- Моему сыну тезка, - заметила я. – И почему, интересно, поросят везде Борьками зовут?

- Не знаю, - с коротеньким смешком ответила Таисия. – И правда ведь. Не дело, конечно, человечье имя поганить, страстотерпец-то ведь князь Борис был. Но как-то уж привыкли. Кот Васька, поросенок Борька. Разве кому в обиду? Вот сестра моя под Саратовом живет, так у ней свинья Зяма. Ну это уж совсем по-еврейски. Хотя евреи свинину и не едят. Да вы проходите, садитесь. Сейчас чайку попьем. Расскажете, кто вы такие, откуда. Звать-то вас как?

Мы представились и уселись на застеленную серым покрывалом лежанку у печки. Печка эта была какая-то странная. С одной стороны – как самая обычная русская печь, а с другой – невысокий уступ и конфорки, как у обычной плиты. Ну понятно, стена дом греет, а на плите еда готовится.

- Плиту топить не будем, - проследила мой взгляд Таисия. – Долго. У меня вон термос с утра стоит пятилитровый. Закипячу утром воду, залью - и весь день можно чай пить.

Она принялась вытаскивать из шкафчика чашки, ложки, какие-то баночки и коробочки, накрывать на стол. Я порывалась помочь, но Таисия только руками замахала.

- Сиди! Успеешь еще. Устали, небось, с дороги. От Пичаева топали или от Фитингофа? Вы ж не с автобуса?

- От Фитингофа. Только нас Славик с Егорычем на грузовике подвезли.

- Вот как? А где ж они сами?

- На дороге застряли. Грузовик сломался. Мы через лес пешком шли.

- Вот дела! Славка – он мужа моего покойного племянник. А Егорыч… Ну просто сосед.

Судя по тому, что от каждого упоминания о Егорыче она светлела лицом, он был не просто сосед. Но я предпочла не уточнять – мое-то какое дело! Мало ли какая у них была романтическая история. А может, и есть.

Пока Таисия хлопотала по хозяйству, мы со Светкой разглядывали избу. Была она маленькая, но довольно уютная. Сенцы, заваленные всякой всячиной, вели прямо в кухоньку. Большую часть пространства, довольно невеликого, занимали печь, лежанка и стол, накрытый клетчатой клеенкой. У входа в комнату притулились еще один небольшой столик и кухонный шкафчик, над которым висела убранная чистым полотенцем потемневшая икона. Присмотревшись, я поняла, что это Казанская икона Божией Матери. Небольшие подслеповатые окошки, густо заставленные горшками с цветами, пропускали совсем немного света, поэтому Таисия сразу же включила лампу под матерчатым желтым абажуром, с которого свисала лента мухоловки.

- У меня тут цельный день вечер, - словно прося прощения, сказала она.

Тут Светке приспичило в туалет, и мы с ней вышли во двор – к «удобствам».

- Ужас! – простонала она. – И как тут люди живут?

- Ты сама себе противоречишь. Если уж ты ездишь в Крым на электричках, ходишь в походы и лопаешь тушонку, то тут для тебя вообще должен быть рай.

- Нет. Это совсем разные вещи! По мне, лучше жить в палатке, чем в такой хибаре. И свинья еще эта!

Мокрый от дождя хряк по-прежнему лежал на дорожке, преградив нам путь к туалету. Обойти его не представлялось возможным: слева грядка моркови, справа кусты малины.

- Свинья, уйди! – попросила Светка. – Оль, я его боюсь.

- Чего бояться-то? Лежит себе и лежит. Перешагни.

- Ага! Сама перешагни.

Пожав плечами, я подошла к Борьке. Перешагнуть его действительно было проблематично, равно как и перепрыгнуть – уж слишком большой. Разве что в районе рыла или хвоста. Я предпочла зад и аккуратно перебралась к туалету. Но как только мой маневр попыталась повторить Светка, хряк хрюкнул и приоткрыл один глаз. Светка отчаянно завизжала и прыгнула прямо в малинник. Борька вскочил и потрусил в сарай.