лет и дарующие жизнь целым планетам, – так и не сообразили, как делать контейнеры для хранения биологически опасных веществ, в которых не появляются дыры, стоит кому-то войти в помещение.

Разумеется, всю эту черную слизь невозможно было бы удержать ни в одной правдоподобной биолаборатории (хотя нельзя не задаться вопросом, почему, если эта хрень действительно была настолько проблемной, Создатели просто не взлетели и не разбомбили все хранилище с орбиты). Она, похоже, крутит рулетку всякий раз, когда решает, чем ей теперь стать: кракеном, мучным червем, питающейся биологами коброй. В какой-то момент она действует словно некий зомбифицирующий и репрограммирующий агент, реанимируя мертвого геолога и отправляя его обратно на корабль-матку, чтобы он там дергался, как Джейсон Вурхис в выпуске «Так ты думаешь, что умеешь танцевать?». Меры биологического сдерживания обречены на провал, потому что у этого макгаффина нет никаких правдоподобных биологических ограничений.

Я видел, что на сайте io9 мой приятель Дэйв Уильямс назвал слизь Создателей «ускорителем ДНК».[72] Понятия не имею, что это такое: возможно, продукт «дарвинизма». Я бы скорее предположил, что она попросту приобретает любые взятые с потолка свойства, которые в данный момент требуются сюжету, вот только сюжета у «Прометея» вроде как и нет. Все эти итерации, кажется, не складываются ни в какую внятную биологическую модель; все эти случаи, кажется, сюжетно не связаны друг с другом. Как будто какой-то ленивый Мастер Подземелий пришел на игру в Dungeons & Dragons, не спланировав никакой кампании, и просто начал кидаться в игроков всем, что пришло ему в голову, надеясь, что они не заметят.

Конечно, те, кто защищает фильм, делают это не из-за научной основы. Он вообще не о науке, говорят они, он о Больших Вопросах. (Мне интересно, как такие люди отреагировали бы, если бы продюсеры «Хозяина морей», следуя той же логике, решили, поскольку основа истории – человеческие отношения, просто отправить Рассела Кроу и Пола Беттани в тропики, плескаться в надувных нарукавниках, не вспоминая обо всей этой моряцкой чепухони девятнадцатого века?) Я признаю, что это утверждение верно наполовину; я признаю, что «Прометей» – это фильм, не слишком заинтересованный в науке. Я, однако, не соглашусь, что это фильм о Больших Вопросах: тогда бы он относился к области философии, а в сценарии и близко нет необходимой для нее глубины. Философия не просто швыряет в стену кучу допущений и оставляет их висеть там, словно переваренные спагетти. Она не просто поднимает вопросы, она размышляет над ними. Она ищет ответы. А «Прометей» берет свои допущения и упихивает их в печеньку с предсказанием стоимостью в сто миллионов долларов.

Что делает его не научным или философским, а религиозным произведением. Может, он и проговаривает Большие Вопросы, но ответы, которые дает, совершенно бестолковы. А все остальное вам приходится принимать на веру.

Сложности материнства

(журнал Nowa Fantastyka, ноябрь 2011 года)

Сколько раз вам доводилось слышать, как новоиспеченные родители, чьи глаза блестят от горячки счастья (а может, просто от недосыпа), утверждают следующее: «Вы не поймете, что такое любовь, пока не увидите впервые своего ребенка»? Как часто некоторые из вас встречались со старыми университетскими приятелями, повзрослевшими и размножившимися, и обнаруживали, что рты, прежде спорившие о гиперпространстве и кислотных дождях, теперь не могут, кажется, открыться так, чтобы не свернуть на тему воспитания детей? Как много вам доводилось видеть рекламных роликов, которые продают радиальные шины со стальным кордом, сажая на них младенцев? Как часто рациональные обсуждения полностью сходили с рельсов, стоило кому-то воскликнуть «Пожалуйста, подумайте о детях!»? (Я заметил, что океанариумы особенно любят использовать эту последнюю стратегию, когда кто-нибудь предлагает позакрывать их экспозиции с пленными китами.)

Вам, конечно, все это знакомо. Вы знаете, какие проводка и мотивация за этим стоят: гены создали нас такими, чтобы защищать поток информации. Единственная цель нашего существования – в том, чтобы воспроизводить эту информацию и переносить ее в будущее. Это мотив, древний как сама жизнь. Но вот в чем штука: сношение и размножение – не те свойства, за которые мы предпочитаем себя превозносить. Это не отпрыски, а душа превращает нас в образ и подобие Бога. От диких животных нас отличает наш разум, наш интеллект. Вот, настаиваем мы, что делает нас по-настоящему людьми.

Из чего следует логичный вывод, что родители – в меньшей степени люди, чем все остальные.

Подождите, сейчас объясню. Да, всеми нами движут импульсы ствола головного мозга. Мы все ненадежны: никто из нас не эталон интеллекта или рациональности. Однако некоторые из нас равнее других. Есть целый набор поведенческих подпрограмм, которые не запускаются, пока мы не ощенимся, целая серия спящих алгоритмов, врубающихся в тот судьбоносный момент, когда мы впервые заглядываем в глаза своему ребенку, слышим в ушах завывание средневосточных дилановских риффов и понимаем – твою же мать, да мы сайлоны.

В это мгновение все и меняется. Наши дети становятся самым важным на свете, центром нашего существования. Мы убережем своих, позволив умереть десятку других, если до этого дойдет. Рациональная правда – что мы вдобавок к популяции в семь миллиардов выдавили на свет еще одно большое млекопитающее, которое, скорее всего, не будет делать ничего, кроме как играть в видеоигры, смотреть «Фабрику звезд» и жить не по средствам, пока не обвалится потолок, – нами попросту не воспринимается. Мы смотрим в эти ясные и жадные глазки и видим спортсмена мирового класса, лауреата Нобелевки или следующего лидера псевдодемократии, дарованной нам корпорациями Diebold и Halliburton.

Мы не замечаем реальности, потому что вид ее поставил бы под угрозу генетические императивы. Мы становимся менее умны. Родительские подпрограммы вступают в действие, и мы теряем огромную часть той искры, которая, по нашему мнению, делает нас людьми.

Так почему бы не признать это, создав новое политическое движение? Назовем его «Партией Свободной Воли» и построим ее базовые принципы на скользящей шкале умственного расстройства. К тем, кто скован зависимостью, искажающей рассудок – вызванной лекарствами, религией или родительством – следует относиться так же, как к тем, кто еще не достиг совершеннолетия, и примерно по тем же причинам. Почему мы не даем подросткам водительских прав и права голосования? Почему мы не допускаем пьяниц на водительское сиденье? Потому что они не готовы. Они недостаточно рациональны, чтобы принимать разумные решения. В современном обществе с этим никто не спорит. А чем от них отличаются зависимые от детей?

Я пытаюсь впихнуть подобное политическое движение на шумный (и слегка сатирический) задний план романа, который сейчас пишу, – но чем больше