же – вот он я, примеряю на себя оптимизм. Потому что здесь, в реальном мире, я не могу не заметить несколько внушающих надежду изменений среди подступающего мрака:

• Полдюжины стран Тихоокеанских островов, особенно уязвимых для последствий глобального потепления, запустили кампанию с требованием привлечь развитые страны к суду за чрезмерный выброс в атмосферу парниковых газов.

• Нидерланды только что проиграли процесс по групповому иску в окружном суде Гааги, который признал незаконным их план снизить выбросы парниковых газов на жалкие 14–17 % к 2020 году; суд потребовал более значительного, двадцатипятипроцентного, снижения.

• Папа Римский – из той самой Римско-католической церкви, которая занимала неверную позицию по всему подряд, от контроля рождаемости до гелиоцентризма, – выпустил энциклику, призывающую верующих бороться с изменениями климата и осуждающую превращение нашей планеты в «огромную свалку». В прошлом я был поражен великолепием европейских соборов, на постройку которых уходили столетия; я задавался вопросом, чего можно было бы добиться, если направить подобную межпоколенческую самоотдачу на благие, а не на злые дела. Возможно, скоро мы это узнаем.

• Производство солнечной энергии как минимум последние два десятка лет растет по экспоненте, гораздо быстрее, чем любого традиционного вида энергии; достижение сетевого паритета на 80 % глобального рынка ожидается в течение двух лет и уже переступило этот рубеж где-то в тридцати странах, включая солидную часть Европы. (И это даже без учета других возобновляемых источников, вроде ветряных и геотермальных; Коста-Рика недавно прожила исключительно на возобновляемых источниках 75 дней подряд.)

Этот последний пункт, наверное, наиболее значим. Одна из главнейших причин, по которым мы до сих пор не взялись за климатический кризис, заключается в простом факте, что мы не заточены на предвидение: для Человеческого Нутра сегодняшнее неудобство реальнее катастрофы через десять лет. Вам всегда будет невероятно трудно убедить кого-нибудь сегодня же оплатить счет, срок которого выходит через несколько десятилетий (даже если на самом деле срок оплаты все-таки сегодня).

Но переплачивать за нефть, когда солнце дешевле? Вот это Нутро понимает. Никому нет дела до спасения мира, но сэкономить хотят все; а если к тому, что ты меньше платишь за энергию, вдобавок прилагается еще и спасение мира – тем лучше. Возобновляемые источники наконец-то подводят нас к этой переломной точке.

Возможно, есть причины надеяться.

Чтобы вы не думали, будто я размяк, поспешу добавить: я всего лишь прикидываю на себя штанишки оптимиста. Я их еще не купил. Большой Углерод сопротивляется: в некоторых американских штатах людей, перешедших на солнечную энергию, наказывают, сдирая с них дополнительную плату за «пользование инфраструктурой». Развитие солнечной энергии может противоестественным образом спровоцировать значительный кратковременный всплеск сожжения горючих ископаемых, поскольку на богатых нефтью территориях будут яростно трудиться, чтобы выкачать ее всю прямо сейчас, пока она не перестала приносить доход.

Влияние Папы? Политики используют религию, чтобы манипулировать другими, а не чтобы ориентироваться на нее в своих действиях. Неудивительно, что религиозные правые в США ненадолго перестали размахивать Библиями и послали Папу на хер вместе с его энцикликой. Не стоит нам особенно надеяться и на юридический подход. Нидерланды вполне могут оспорить решение Гаагского суда,[69] а что до тех островных государств с их милой маленькой «Декларацией о климатической справедливости», даже если они доведут дело до суда, даже если они победят – неужели кто-нибудь думает, что самые могущественные страны мира подчинятся хоть какому-то вердикту, идущему вразрез с их интересами? США даже собственным законам не следуют, если те создают неудобства; насколько серьезно, по-вашему, они отнесутся к кучке третьемирцев, грозящих им пальчиками из Гааги?

Но даже если они подчинятся, даже если завтра весь мир объединится и откажется от углеводородов, – нас все равно ожидает трудная дорога. Кораблик уплыл, углерод уже в атмосфере, и тепловая инерция гарантирует, что даже при самой благоприятной траектории нам станет хуже прежде, чем станет лучше. Так что да: у нас до сих пор есть все основания верить, что мы смываем планету прямиком в сортир.

Тут ничего не изменилось.

Изменилось лишь то, что наконец-то среди плохих новостей проглядывает немножко хороших. Где раньше не было ничего – одно только море неочищенных сточных вод, простирающееся до горизонта, – теперь среди фекальных масс местами пробиваются зеленые ростки. Их мало, но больше, чем было раньше. И это к лучшему.

В нынешней ситуации я приму то, что могу получить.

Наименее невезучий ублюдок

(The Daily, 22 мая 2016 года)

Врачи говорят: он живет у тебя на коже, дожидаясь ранки. Они говорят, что стоит ему попасть внутрь – и твоя судьба будет зависеть только от случая. Он не всегда превращает кишки в кашу; иногда можно отделаться больным горлом, а порой и вообще ничего не происходит. Они могут даже признать, что ему не всегда требуется открытая рана. Известны случаи, когда люди заболевали и умирали от синяка, стукнувшись об дверь.

А вот то, что заболеть можно, следуя указаниям врача, – об этом тебе точно не говорят. Именно так я и очутился в отделении интенсивной терапии, сквозь морфиновый туман смотря на лицо, озабоченное выражение которого процентов так минимум на пятьдесят семь состояло из боязни судебного иска. Я заразился плотоядной болезнью не из-за двери и не из-за зиплайна.[70] Я подцепил ее на двойной штанцевой биопсии – то есть когда в меня воткнули пару игл размером с бивни нарвала. Видите ли, у меня на ноге была болячка. Им нужно было исследовать ее повнимательнее. А в это время мистер Стреп ожидал на моей коже открытия новых горизонтов для покорения.

Реальность возвращается с оговорками. Впоследствии трудно понять, что случилось на самом деле, а что – нет и какие лоскутные композиции твой мозг сшил на скорую руку во имя пущей драматичности. Я помню, как проснулся, покрытый желатином, в операционной, уставленной коробками из-под яиц; я почти убежден, что это была галлюцинация. Я помню голос своего брата в телефоне между операциями, высмеивающий мою позицию относительно глобального потепления. (Это тоже может показаться вам галлюцинацией, но только если вы не знаете моего брата.) Я практически уверен, что медсестра в палате интенсивной терапии была реальной – та, что встала у кровати, где я умирал, и сказала:

– Вы писатель? Знаете, я сама работаю над книгой; может быть, если выкарабкаетесь…

По крайней мере одно воспоминание реально, без всяких сомнений. Моя партнерша, Кейтлин, его подтвердила, и хирург это повторил; даже сейчас я ежедневно проигрываю его в голове, точно какую-то жестокую антимантру: «Еще пара часов – и вы были бы мертвы».

Пара часов? Да я в приемном