— Я не шучу, Сенатор. Все другое. Воздух, звуки. Словно я и не в Зоне.

— И рост тоже другой?

— А?

— Ты перестал сутулиться. Это тоже на что-то влияет.

Шептун был вынужден признать, что так оно и есть. С удивлением он огляделся по сторонам.

— Я чувствую себя другим человеком, — признался он. — Хотя качественных изменений не произошло.

— Они происходят прямо сейчас. Ну-ка, выпрямись. Сильнее!

Шептун попытался распрямить позвоночник, как на детском утреннике.

— Еще сильнее!

— Я так назад упаду!

— Я не знаю, почему ты за все эти годы да при таком ритме движения еще не упал вперед. Представь, что ты распрямившаяся пружина. На тебя не влияет ни гравитация, ни какая-либо другая сила, кроме одной — внутренней.

Шептун вытянулся, подумывая от досады встать на цыпочки, чтобы шаман отстал.

— Вот так, — сказал Сенатор удовлетворенно. — Теперь ты ровно стоишь.

— По-моему, я стою почти мостиком, как Триумфальная арка.

— Ты стоишь ровно. У тебя сместились все ориентиры. Привыкай к своему новому состоянию.

— Точно?

— Если хочешь, поставь кота себе на голову и убедись.

— Нет, спасибо.

Шептун продолжал идти, пытаясь представить, как выглядит со стороны. Наверняка так, словно проглотил палку.

— Сталкеры так не ходят, — настаивал он на своем. — Так ходят только политики да в кино.

— Люди, умеющие держаться достойно, становятся политиками и кинозвездами, ты это хотел сказать?! Или ты боишься выглядеть уверенно?

— Одно дело выглядеть уверенно и совсем другое — быть таким, Сенатор.

— А что проще? Создать уверенность на пустом месте или же сделать вид?

— Конечно, сделать вид.

— Вот именно.

Шептун совсем запутался.

— Так мне что, попросту так и ходить, подобно аисту? — спросил он.

— Ты сейчас принял естественное положение взрослого человека, — стал объяснять шаман. — Твои внутренние органы перестали давить друг на друга, нервные окончания больше не допускают ложного реагирования. Кровь циркулирует резвее, скелет действительно соединяет и удерживает все части тела вместе. Это подобно тому, как выбраться из душного подвала на свежий воздух. Это выздоровление, Шептун. Ты не думай, будто меня заботит в первую очередь твое ранение. Оно пустяк по сравнению с тем физическим и духовным смятением, в котором ты пребывал до него.

— Может, ты и прав, — сказал Шептун, не узнав собственный голос. Он зазвучал басистее, с повышенным резонансом.

— Газообмен в легких проводится качественнее, ничего особенного. Впрочем, если ты не злостный материалист, то готовься удивляться. Источником удивления будешь ты сам.

— Поглядим, — хмыкнул сталкер.

— Вот именно, мой друг. Вот именно.

* * *

— Ну что? — спросил Сенатор. — Чувствуешь изменения?

Шептун пробовал расщеплять ветки так, чтобы сэкономить как можно больше дров для вечернего костра. Однако против филигранной техники Сенатора у него получалось лишь неумелое ковыряние. Заслышав вопрос, Шептун с облегчением бросил заниматься подражательством и сел по-турецки.

— Изменений уже столько, что я не успеваю к ним привыкать, — ответил он. — Хочу привычно похрустеть шеей, а не хрустит, зараза. Головой так мотал, что болит теперь.

— Значит, больше не надо этим заниматься.

— Дырка в животе беспокоить перестала, — продолжал сталкер. — Только легкое покалывание. Вроде не досаждает.

— Так и должно быть. Следи, чтобы рана снова не открылась.

— Стараюсь.

— Тут стараться не нужно. Просто следи.

— Угу. — Шептун поправил подобие широкого ремня, которое теперь носил, снимая лишь для смены перевязки. — Еще Маркус ко мне ластиться начал. Ночью на грудь залез. Так сладко храпел, что я повернуться боялся — упадет еще.

— Вот это действительно хорошо, — произнес шаман с удовлетворением. — Улучшение телесного состояния начало влиять на биоэнергию, давая ей более положительный заряд. Кот всегда спит там, где ему слаще.

— Даже не хочется вникать в смысл этих слов.

— Ты уже вник, просто цепляешься к формулировке. Суть тебе ясна.

— Да, наверное. — Шептун понял, что снова возится с ветками, расщепляя их вдоль, и с настойчивостью приказал себе прекратить. — Сенатор, мне не нравится одна вещь. У меня появилось столько свободного времени, что его некуда деть. Заживание ран — это не оправдание.

— А ты так стремишься потратить свое время на что-то другое?

— На полезное дело, например.

— Привести себя в порядок — это пустая трата времени? Тогда что же считается тратой полезной?

— Ну… — сталкер постарался подобрать слова, — сделать что-то общественно важное… Или просто объективно хорошее. Не могу подобрать сравнения. Посадить дерево, скажем.

— Кто же мешает? Вперед. Иди и сажай. Земель здесь много, а на болоте как раз можно найти семена таких растений, от которых любой ваш ботаник за голову схватится. Наверняка что-нибудь да прорастет, и у тебя появится право назвать получившийся образчик флоры своим именем.

— Да ты издеваешься.

— Почему ты так решил? Ты озвучил проблему, я дал тебе решение. Раз оно показалось тебе необычным, значит, таковым был вопрос. А ведь тебя интересуют куда более странные вещи — например, зачем тебе столько здоровья, куда его девать, как лучше потратить.

— Вроде того.

— Шептун, здоровье это не ресурс. Оно не измеряется в процентах от общего максимума и в принципе не предназначено для того, чтобы служить статьей расходов. Но твоя ошибка не уникальна — почти все люди пытаются подходить к вопросу здоровья с собственной проградуированной шкалой и пытаются измерять ею свою жизнь.

— А как же усталость? — не унимался Шептун. — Как же некий запас душевных и физических сил? Ведь они существуют, они могут уменьшаться и восстанавливаться.

— То, что ты назвал, не выходит за рамки общего здоровья. Это лишь естественные этапы жизнедеятельности, перемены в которых вполне натуральны. Ты же не считаешь мочеиспускание проблемой, с которой стоит бороться?

— Да уж…

— Сон должен точно так же очищать душу, как он лечит тело от усталости. Поэтому каждый раз, засыпая, выбрасывай все из головы.

— Даже хорошее?

— Все. Иначе твое хорошее быстро превратится в нехорошее. Это обычно и происходит, если пытаться выстраивать перед собой светлые образы в момент усталости. Увидишь столько разных граней одной и той же сущности, что сам не поверишь.