Она не знала, сколько он длился, но поцелуй был соленым от слез и оглушительным. Кровь стучала в висках. Наконец Камилла нашла в себе силы оторваться от Теодора и заглянуть в его глаза. И ахнула: таких глаз она еще не видела. Неужели это настоящий шевалье де Виллеру?..

– Сударыня... – хрипло начал он. Камилла закрыла ему рот рукой.

– Ничего сейчас не говорите, не дай Бог, сболтнете что-то, о чем всю жизнь будете жалеть. Просто приходите сегодня ночью ко мне, вот и все. Приходите, а сейчас пустите меня, мне надо идти, пустите. – Она задыхалась, слова давались с трудом, и надо было бежать отсюда, немедленно.

Камилла вскочила – Теодор не держал ее – и побежала прочь, к дому. Лишь у самого входа остановилась, приложила ладони к пылающим щекам.

«Я уже не девочка, что же со мной творится?!» Но она была уверена, что все сделала правильно.

После того как Камилла сбежала, Теодор постоял еще немного на коленях, потом встал, подумал и уселся на скамью.

Все было просто – проще и не придумаешь. Он заметил ее, едва она пришла, и все время тренировки чувствовал на себе ее взгляд. И на эту глупую яблочную резню он согласился только ради того, чтобы она посмотрела... Мальчишка, как есть мальчишка! Виллеру вздохнул. Вот поэтому он не хочет возвращаться домой, в Лимож: даже славное военное прошлое не сделало его взрослее.

Когда она вышла к нему, ему ничего так не хотелось, как поцеловать ее. Что-то сдвинулось в его мире – возможно, после разговора с Анри там, в кабаке... И тем больнее слышать, что она тоже считает его калекой. Да, это уязвленное самолюбие, Теодор прекрасно понимал все свои слабости. Не следовало обижаться, ведь Камилла хотела только добра, но обида возникла сама по себе, и Виллеру не сразу справился с нею. Однако все эти мелочи перестали быть важными, едва она заплакала.

«Приходите ко мне сегодня ночью...»

Что ж, до ночи еще много времени.

Ужинать вместе с дамами Теодор не решился. Настроение было странное, он мог наговорить лишнего, поэтому поел у себя в комнате, поручил Жюре проверить караулы и лег немного отдохнуть. Он знал, что мадам Леви-Мирпуа останется на ночь и не отправится спать рано, будет изводить Камиллу разговорами.

«Приходите ко мне сегодня ночью...»

Что он может предложить ей? Несколько ночей? Руку и сердце? Любит ли он ее? Теодор не знал. Его чувство к Марго было ясным и простым, как весенний цветок, но Камилла – о, это совсем другое дело! Госпожа де Ларди напоминала ему старого боевого генерала. И вместе с тем она была настоящей женщиной – нежной, верной. Если то мучительное чувство, что возникало у Теодора, когда он думал о Камилле, и есть любовь... Что он мог предложить этому медному ангелу?

Она не пойдет замуж за бедного дворянина с юга, за собственного начальника охраны.

Пусть он дворянин, но у него нет земли, нет денег, да и громкого титула тоже нет, и никогда не будет. Теодор ничего не может предложить, кроме себя. Правда, насколько он успел узнать Камиллу, большее ей вряд ли требуется... Но имеет ли он право предлагать ей замужество, если сам не уверен в своей любви? Влюбленность – дело другое. Но нельзя строить всю жизнь на внезапно вспыхнувшем и наполовину больном чувстве.

В любом случае, сегодня ночью все прояснится.

Часы в гостиной пробили двенадцать; их звон далеко разнесся по притихшему дому. Время смены караула. Теодор медленно прошел по переходам и лестницам, проверяя, все ли в порядке. Все были на своих местах. У главной лестницы зевал Фабьен: этот паренек нравился Теодору, из него мог выйти толк. Младшему брату Виллеру сейчас, кажется, столько же, сколько Фабьену, – двадцать два. Теодор забыл, что такое иметь семью, и привык создавать ее из тех людей, что были поблизости. Вот и сейчас сельский паренек казался кем-то вроде брата... Впрочем, для него Теодор – лишь суровый начальник.

Арман Жюре, ответственный за ночное дежурство, меланхолично резался в кости с двумя слугами Камиллы. Теодор не стал им мешать и поднялся в свою спальню. Ополоснул лицо холодной водой, скинул камзол, собрался отцепить шпагу – потом помедлил и все-таки не снял. Кинжал тоже остался при шевалье: привычка стала сильнее его.

Он взял рогатый подсвечник с пятью свечами, тихо затворил дверь и бесшумно двинулся к комнате Камиллы – сегодня охранять хозяйку будет он сам. Виллеру знал теперь замок как свои пять пальцев – на левой руке, разумеется, – и мог бы пройти по нему с закрытыми глазами, и все-таки его путь был долгим. Некоторое время Теодор постоял перед дверью, потом постучал. Никакого ответа. Он помедлил еще мгновение, нажал на дверную ручку и вошел.

Потрескивали поленья в камине, растопленном, несмотря на теплый день: ночи по-прежнему были холодными. Камилла, с распущенными волосами, сидела в кресле у огня, уронив на колени книгу, которую читала. Она так и уснула, и на сей раз ей снился хороший сон, Теодор знал. Он улыбнулся, осторожно поставил подсвечник на маленький столик у дверей, отцепил все-таки шпагу, чтоб не звякнула, подошел и, склонившись, заглянул Камилле в лицо. Он отвел упавшую ей на глаза прядь, но женщина не проснулась: усталость взяла свое. Так засыпают солдаты после боя. Виллеру вынул книгу из ее безвольной руки, отложил на столик. Можно подождать, пока она проснется, а можно устроить ее поудобнее. Осторожно, стараясь не разбудить, Теодор поднял Камиллу на руки и отнес на кровать. Госпожа де Ларди предприняла попытку свернуться клубочком, что было достаточно неудобно, в тяжелом-то платье. Виллеру снял сапоги, тоже улегся на кровать; Камилла немедленно уютно устроилась у него под боком, положив голову ему на плечо. У Теодора сна не было ни в одном глазу. Он лежал, держал в своих объятиях удивительную женщину и смотрел, как оплывают свечи.

Виллеру не знал, любит ли он Камиллу, он сам себя не мог понять. Он угадывал ее желания, ее движения, ему нравилось, как она говорит и как она язвит. Он думал о ней постоянно. Перепалки с ней позволяли не расслабляться, но говорить в гостиной за чашечкой чая – это одно, а стать ей больше чем собеседником – другое.

Теодор всегда очень ответственно относился к своим привязанностям. Если он делал шаг навстречу женщине, или она делала шаг навстречу ему – значит, он готов был отдать за нее жизнь, не задумываясь. Ей принадлежало его сердце и его время, ей принадлежал он весь. Он брал на себя полную ответственность за нее. А сейчас – непонятная то ли любовь, то ли тоска, заполняющая его душу, тянущая, не дающая вздохнуть.

Виллеру осторожно поцеловал Камиллу в лоб; та глубоко вздохнула и еще крепче прижалась к нему. Медный ангел, посланный ему в награду. За что, за какие деяния, и награда ли это, и может ли любовь быть наградой? Любовь, которая никогда не исчезает без следа, на которой стоит весь мир, которая пронизывает мироздание и из которой соткано поистине все? Любовь, дарующая настоящее бессмертие. Теодору до дрожи в руках хотелось оградить эту женщину от всех мирских забот, защитить ее, сделать ее бессмертной.