Из дома Элизабет не выходит, боится. Пыталась на рынок на Ридли-Роуд с ней сходить, а она аж затряслась, заплакала и обратно домой побежала. Разговаривать с Лиззи бесполезно, все впустую. Будто не понимает, что ей говоришь. Иногда ведет себя будто ничего не случилось. Усаживает меня и начинает рассуждать про свадьбу, рассказывает, какое платье хочет. У меня прямо сердце кровью обливается, сижу и чуть не плачу.

Наш доктор вроде человек умный, но, честно говоря, Лиззи совсем не помог. Разговаривает с ней, уколы делает, а лучше не становится. Приходил специалист из больницы Хекни, прописал какие-то таблетки, но они тоже не действуют. Но я заметила – как Лиззи поспит, ей сразу лучше становится. Вот я и думаю: а что, если попробовать ее сном лечить?

Очень надеюсь, что до вас мое письмо дойдет. Когда вас представляли, сказали, что вы со многими больницами работаете, только я это место прослушала и названий не помню. Если можете вылечить Лиззи, пожалуйста, напишите и сообщите, как с вами встретиться. Муж мой, Джек, погиб в Нормандии, и с тех пор сама хворать начала. Похудела, сильно кашляю. Врач говорит, надо бросать курить, но какие еще радости у меня остались? Если со мной, не дай бог, что случится, не знаю, что с Лиззи будет.

Спасибо, что прочитали мое письмо.

Благослови вас Бог.

Миссис Матильда Мейсон».

Близилось Рождество, и атмосфера в больнице царила оживленная. В воздухе чувствовалась если не радость, то, во всяком случае, предвкушение. Некоторые из сестер, и Джейн в их числе, собирались на праздники домой, и на смену прислали других медсестер из больницы Святого Томаса. Возникли непредвиденные осложнения, людей не хватало, и сестра Дженкинс ходила взвинченная. В конце концов пришлось смириться, что в Рождество придется обойтись сокращенным штатом.

Мейтленд приехал утром в четверг. Все утро провел, осматривая пациентов, поговорил с каждой медсестрой. Наговорил комплиментов, поздравил и вручил подарочные шоколадные конфеты от «Фортнам и Мейсон». Жест был милый, но не вполне бескорыстный – Мейтленд явно наслаждался ролью щедрого дарителя. В два меня вызвали к нему в кабинет, там мы выпили виски и угостились печеньем с корицей, испеченным миссис Хартли. Мейтленд сообщил, что на Рождество они с женой едут к друзьям в Норфолк. Записал фамилию, телефонный номер и велел звонить в случае чего. Мы чокнулись и выпили за Уилдерхоуп.

Когда я уходил, Мейтленд указал на большую картонную коробку и сказал, чтобы я взял ее с собой.

– Что это? – спросил я.

– Подарок… в некотором роде, – ответил Мейтленд.

Я заглянул в коробку и увидел листы с напечатанным текстом.

– Подумайте, какие изменения можно внести в первую главу. Счастливого Рождества, Джеймс.

Подарок от Джейн оказался более традиционным. Она протянула мне сверток с бантом и настояла, чтобы я открыл его при ней. Под оберточной бумагой обнаружился новый роман Агаты Кристи «Хикори Дикори Док».

– Чтобы не соскучился без меня.

Ответного подарка Джейн не ждала. Я вложил ей в руку конверт из красной крепированной бумаги. Внутри лежали элегантные серебряные сережки, которые я заказал по каталогу. Джейн пришла в восторг, тут же приложила их к мочкам и стала любоваться своим отражением в оконном стекле.

– Позвонишь мне на Рождество? – спросила она, откидывая волосы за спину и поднимая голову.

– Ну конечно, – ответил я.

– Мне идет?

– Очень, – произнес я, думая о том, как буду по ней скучать.

В канун Рождества персонал попытался придать больнице более праздничный вид. Окна обрамляли бумажные гирлянды, мистер Хартли поставил в вестибюле елку. Я как раз проходил мимо, когда он подметал иголки. На ветках висели старинные украшения – скорее всего, Викторианской эпохи. Миниатюрные куклы, жестяные звездочки, деревянные животные и фарфоровые безделушки. Я сказал что-то о старомодном очаровании, а Хартли ответил, что нашел их на чердаке башни, когда чинил крышу. Я посмотрел на одну из кукол. У нее было отрешенное выражение лица, от которого невольно становилось не по себе.

Разговаривая с Хартли, я обратил внимание, что выглядит он неважно. Завхоза знобило, на лбу выступил пот. Лицо было бледным, глаза слезились, взгляд казался слегка остекленевшим.

– Как вы себя чувствуете, Хартли? – спросил я.

– Нормально, только простудился немного, сэр, – ответил он.

– В таком случае вам лучше прилечь.

– Ни к чему, сэр, – грубовато отмахнулся Хартли. – Сейчас расхожусь.

К сожалению, Хартли переоценил свои силы. К вечеру ко мне обратилась за помощью миссис Хартли:

– Доктор Ричардсон, я понимаю, у вас много дел… Но может, зайдете к нам на минутку и посмотрите мистера Хартли? Ему хуже стало. Совсем расклеился.

Едва войдя в коттедж, я сразу почуял витающий в воздухе дух болезни. Хартли лежал в постели с высокой температурой. У него явно была не простуда, а тяжелый грипп. Я дал Хартли аспирина и посочувствовал:

– Вот неудача – заболеть в праздник!

Вернувшись в мужское отделение, я увидел, что сестра Дженкинс потирает пальцами виски и морщится.

– Что с вами? – спросил я.

– Голова болит, – ответила она.

– Может, примете аспирин? – предложил я.

Сестра Дженкинс указала на баночку с таблетками:

– Уже приняла.

Прошел час, и сестре Дженкинс стало значительно хуже. Она едва сидела и мучилась от тошноты.

– Послушайте, – сказал я. – Вы все равно не можете работать в таком состоянии. Нужно отлежаться.

– У нас же всего четыре сестры! Некогда болеть.

Проигнорировав ее возражения, я заглянул в график дежурств.

– Придется сестре Фрейзер дежурить две смены.

У троих пациентов в мужском отделении был болезненный вид. Оказалось, у них повышенная температура. Одну из пациенток женского отделения тошнило – она тоже была больна. Но в комнате сна, к счастью, никто не заразился – пока.

К ночи пришлось отпустить с дежурства еще одну медсестру, а несколько пациенток начали жаловаться на боли. Я попытался дозвониться до Мейтленда, но он уже выехал в Норфолк, а когда набрал номер его друзей, трубку никто не взял. Потом позвонил в Саксмандем и попросил прислать кого-нибудь, но и у них половина персонала слегла от гриппа. И там, и в Ипсвиче каждые рабочие руки были на счету.

Мы с сестрой Дженкинс планировали устроить для пациентов небольшой праздник. Собирались перенести радиолу в вестибюль, поставить рождественские пластинки и позволить мужчинам и женщинам пообщаться друг с другом. Представлял, как будем играть в игры, петь праздничные гимны, есть сладкие пирожки. Но, войдя в комнату сна и увидев, как сестра Брюэр вытирает с пола собственную рвоту, я понял: с вечеринкой ничего не выйдет.