— Не знаю, извините…

— Да чего ж тут не знать-то. Ясно небо, он поскакал со своим этим Отерве… Остел… Отсебур… Да со своим этим друганом в столицу умотал! Сам слыхал! Болтали они тут на пороге, как поедут… Точно говорю! — ответил мужчина, сидящий на скамье возле пункта приёмного врача. Под ногами у него был целый ворох хлебных крошек и огрызков неясно чего.

— Не обращайте внимания на это недоразумение. Этот господин — ужасный грубиян, пьяница и дебошир! Уже несколько суток сидит здесь и орёт на медсестёр и меня! Ещё и разные огрызки тут раскидывает! Уже и полиция не в состоянии что-то с ним поделать! Куда прикатились… Тьфу!

— Спасибо, — недослушав изречение врача, попрощалась Фалько, уже седлая коня.

Адияль вновь заревел. Уже пятый раз за эти сутки. Зендей был слишком мрачен, тих. Одним словом — подавлен. Каким и должен быть ребёнок его возраста, узнавший о гибели матери, но ещё не принявший её до конца. Хотя и истерика у него прекратилась только совсем недавно.

— Господи… Бедные дети… мне так жаль… Что за напасть… За что ж им это… Агата, прости, — шёпотом произнесла она, чтобы не разбудить спящего малыша, а затем тихо заплакала.

XIII.

«Что такое боль? Как возможно полагать, боль — чувство, которое невозможно вылечить, заглушить. Его нельзя искоренить. Нет, я не про физическую боль, ибо её как раз можно одолеть. Её можно увидеть снаружи, её не стоит страшиться. Я же про настоящую боль. Вернее даже, просто про иную, гораздо более значимую. Про травму, которая оседает в самом сердце. Она не даёт тебе насладиться жизнью в полной мере. Не даёт тебе лицезреть то великолепие, что окружает вокруг. Искажает твою душу. Искажает твой разум. Она может быть вызвана и личной обидой, и обидой на себя самого. А может быть вызвана и сгоранием твоей души. Пепел в душе — пепел вокруг. Однако и её возможно подавить, но не в одиночку. Для этого необходимо найти то, что поможет тебе забыть про неё. А это уже совсем сложно. Далеко не у каждого выйдет, даже если приложит максимум усилий. А тот, кто выдержит и это испытание судьбы, воистину силён. Силен не физически, ведь это не имеет никакого значения, а силен душой. И эти люди будут вознаграждены. И награда их всегда будет весомее всякой другой. Ценнее всяких богатств, ценнее всего, что можно себе пожелать! Ведь это не физическая награда. Эта награда — твоя свобода. Но понять это смогут лишь те, кто на самом деле преодолел эти трудности. Так же, как и я. Такова истина, которую дано узреть не всем», — отрывок из писания философа Игны Мерлин.

Собирается гроза. Птицы осели на ветвях деревьев, на и под крышами домов. Ветер поднялся неимоверный. Всё гудело. Вдалеке уже были слышны раскаты грома. Тучи накатили на небо непроглядной морской бушующей гладью. Первые капли холодного летнего ливня уже осели на ещё сухую землю.

— Зачем ты это сделал? — возмущённо спросил Зельман, глядя в окно и нервно постукивая пальцами по столу.

— Зачем? Не ты ли желал убить брата? — ответил Леонардо Эйдэнс, стоя в чёрном плаще.

— Я отныне запрещаю учинять произвол. Смерти Агаты достаточно. Брата трогать нельзя.

— Ну, хорошо. Как прикажешь. Но я бы и не смог убить его. Он сильнее. И не хотел убивать столь светлое создание. Я это понял по его глазам. В них аж читается вся суть благородства. Ты, однако, был прав, сказав, что Вэйрад — один из сильнейших воинов за всю историю Невервилля.

— К слову, этот ядовитый дым… Это та «микстура с выедающим веществом»? Я прав?

— Именно. Они её усовершенствовали. Было любопытно, что эти старые чудаки-учёные могли бы придумать с этой ересью. «Оружие массового поражения» — так они его назвали. Я даже подумать не мог о том, что оно так опасно…

— «Оружие массового поражения»? Что это вообще может значить? Впрочем, показало оно себя великолепно. Вэйрад едва выжил… Боже, какой ты осёл… Лишь благодаря тому, что ему сильно повезло оказаться в этот момент в столичной резиденции, где всегда найдётся десяток опытных медиков, он остался цел. Доза была большая или…

— Крохотная. Там и грана не было. Они объяснили это как-то заумно. Мол, в соотношении отравляющего вещества к обычному цветному газу доля убийственного элемента крайне мала. Если оснастить армию такими же колбами, но с большей концентрацией, то мы сможем запросто уничтожить весь фронт врага.

— Нет, пока что нет надобности. Пусть приготовят по своему плану сначала партию из сотни таких «оружий массового поражения», которые не будут калечить людей. Посмотрим, как они сработают. И не забудь их предупредить: если что-то пойдёт не так, то я лично сделаю из них дворцовых шутов. Я издевательств не потерплю. И скажи оруженосцу: пусть приготовит коня. Мне нужно кое-куда съездить.

— Куда? В такую погоду? Там же скоро шторм нагрянет.

— У меня переговоры с князем Тзильета. Пренебрегать визитом недопустимо. Нам нужны его металлы, — договорив, король резко встал, скрипнув ножкой стула. Взял лежащий на столе меч в кожаном чехле и направился к выходу. Вслед за ним вышел и Леонардо Эйдэнс.

XIV.

— Господа офицер Леонель и генерал Отсенберд! К вам посетитель, — известил лакей.

— Кто? — поинтересовался генерал.

— Полководец Дориан Нильфад!

— Имею честь, не помешал? — вошёл вышеупомянутый в сопровождении свиты из двух рыцарей-стражников.

Лакей поспешно покинул комнату.

— Извините, я не в лучшем виде… Не ожидал вас увидеть… — Отсенберд поклонился. На нём была потрёпанная рубаха и такие же штаны.

— Пустяки, Фирдес. Не стоит этих излишеств. Впрочем, я пришёл навестить, не побоюсь этого слова, героя прошедшего сражения. Я был под впечатлением от того, как вы умудрились продержаться в столь тяжёлой ситуации. Мне доложили о ваших стратегических мыслях. Признаться, впервые я слышал о таком построении… И не менее удивлён тому, как вас посмели отравить. Но я пока не услышал никаких определённых сведений. Потому и пришёл узнать у вас лично. Дело в том, что я считаю своим косвенным долгом искоренить это существо! Это высшая наглость — покуситься на честь такой персоны, как вы.

— Это огромная честь для меня, господин Нильфад! Я даже не знаю, чем настолько невообразимым могло быть вызвано такое любопытство по отношению к такому незначительному человечку…

— Уж вы меня не оскорбляйте такими принижениями. Я прочитал множество отчётов о вашей персоне. И во всех вы фигурируете лишь в чистейших тонах! Я не зря заинтересовался вами, офицер. Вы настоящий