из изнуряющих тренировок Вэйрада. Один из рыцарей, который был вынужден выступать в роли тренировочного манекена для юного наследника, в очередной раз безжалостно ударил деревянным мечом по плохо поставленной ноге юноши. Вэйрад упал.

— Эй! Вставай. Ну же, — подошел к лежачему мальчику его наставник. — Ты что же сдаешься? Уже?

— Я не могу больше… У меня ничего не выходит. Меня каждый раз лупят и лупят. И я каждый раз не могу ничего сделать. Я слишком слаб… — расплакавшись, пожаловался Вэйрад. Всё его оголенное тело было в ужасных синяках и ссадинах.

— Не стоит так говорить, юный воин. Сразу ничего не выходит…

— Сразу? Я уже семь лет без остановки тренируюсь и тренируюсь. С пяти лет! И у меня ничего до сих пор не выходит! Сколько должно пройти времени, чтобы что-то у меня наконец получилось?! — продолжал плакаться мальчик.

— Ну, ну… Ты занимаешься с искусными мастерами. Они выше тебя на голову и старше вдвое. Не нужно укорять себя почём зря. Если ты сдашься сейчас, то ничего уже точно не выйдет. Я тебя не держу. Твой отец — тем более. Ты можешь уйти в любой момент. Опустить руки. Стать таким же трусом, как и твой отец. Он трус. И при себе никогда не отрицал этого. Всё, что он может, так это — надеяться на свою армию. Он никогда не выйдет на поле боя. Он никогда не позволит остаться без сопровождения стражи. Но он и не обязан. Он не воин. Он — всего лишь король. Ты же, насколько я помню, всегда мечтал стать солдатом. Великим рыцарем! Настоящим воином! Или ты передумал? Хочешь стать королем? Если да — опускай руки. Сдавайся. Это удел королей. Это удел слабых. Удел твоего брата, к примеру. Никому нет дела до таких. Они сами по себе. Но я вижу по твоим глазам: ты не такой. Я верю, что несмотря ни на что ты справишься. Станешь тем, кем мечтаешь! Только, если ты не сдашься, — сказал старый учитель с густой белой бородой, протянув руку своему ученику.

— Не сдамся! НИКОГДА! — ответил он, вцепившись в руку наставника, помогшему ему встать.

Бой продолжился. Хоть он и по-прежнему был слаб и все время падал, получал новые травмы, он никогда не валялся на земле дольше, чем требовалось. И всегда вставал. Ведь он не хотел стать его отцом. Королем Эстороссо Мудрейшим. Он презирал его. Как и своего брата, который мечтал стать королём. Ненавидел их обоих. Юному Вэйраду было на то полное право. И все это знали. И его отец тоже это знал. Но это его не останавливало делать из своего мальчика короля с раннего возраста, губя в нем личность и отнимая детство…

— Стойка должна быть четче! Левая рука слишком расслаблена! Что это такое? Ты на бальные танцы собрался? Вот! Теперь неплохо. Начали! — комментировал поединок наставник.

— Слышал, Вэйрад? Ты двигаешься как балерина! Это, можно сказать, комплимент для тебя, — иронизировал оппонент.

— Заткнись, Зельман! Ты меня отвлечь пытаешься такими глупыми стёбами? — грубо ответил Вэйрад.

Вся их перепалка проходила в рамках одного поединка. Они, не сбивая ритма, всегда пытались уколоть друг друга оскорблениями. Поединки для них служили не только способом отточить навыки, но и помериться умением грубо саркастировать. Однако здесь, как и во многих других науках и дисциплинах, Зельман всегда был на голову выше Вэйрада. Хотя в борьбе и фехтовании младший был успешнее.

— На контрудар! — крикнул комментатор в лице учителя.

Зельман закрутился в пируэте и контратаковал брата с разворота, но Вэйрад не растерялся и парировал этот выпад, ударив Зельмана по ноге. Тот отпрял и отошел назад.

— Так его! — не сдержавшись, воскликнула черноволосая девушка, стоящая возле учителя.

Вэйрад отвлекся на нее. Уставился в ее глубокий влюбленный взгляд…

— Чего и требовало ожидать, — ударив ладонью по голове лежащего на земле Вэйрада, возмущался наставник. — Зельман выиграл. Хоть все мы тут понимаем, — его голос сделался подозрительно протяжным, — благодаря какой прекрасной даме мы имеем такой исход… — довершил изречение учитель, пристально глядя на смущающуюся девушку.

— Агата тут не при чем! Я сам виноват, дядя Эверард, — сознался Вэйрад.

— Конечно. Я разве кого-то другого обвинял? С тебя десять кругов вокруг замка! Нечего на девушек пялиться, пока идет бой! Голубки… Тьфу! — наставник Эверард недовольно сплюнул.

Проснулся Леонель уже в теплой нежной кровати. Голова у него трещала по швам. А ноги и руки ужасно ломило. Он вспомнил битву. Вспомнил, как Отсенберда ранили. Затем — как ему пришлось биться против орды элитных солдат. А потом пришло подкрепление… — вспомнил наконец Вэйрад.

Он встал и направился к двери. Он не знал, где находится. Но предположил, что в каком-нибудь госпитале, судя по уютной обстановке, белой простыне и одеялу, намотанным на голову бинтам, большому незанавешенному окну, бесцветным стенам и бесконечно утомляющей тишине, тишине, сводящей с ума.

Он оказался прав. Это, действительно, был госпиталь. Он подошел к дежурному медику и узнал, в какой комнате лежит генерал Отсенберд.

— Третья дверь с левой стороны, должно быть, — угрюмо ответил он.

— Здравствуй, Фирдес, — поздоровался с товарищем Вэйрад, войдя в точно такую же комнату, в какой лежал и он сам.

— Привет-привет… — едва различимо произнёс Отсенберд кряхтящим усталым голосом.

— Как вы? — полюбопытствовал Леонель о самочувствии генерала.

— Я бы сказал, что нормально. Но тогда бы я соврал… Мне очень не здоровится… — всё так же тяжело ответил Отсенберд.

— Ясно. Водички?

— Буду весьма благодарен. Меня тут, кажется, поить и кормить не собираются. И лечить, видно, тоже… — сказал Фирдес, принимая протянутый ему стакан с водой.

— Мы выиграли. Ведь так?

— Да. Всё благодаря тебе, — допив до дна, ответил Фирдес, едва улыбаясь.

— Не стоит. Я не уберёг вас. Я не заслуживаю похвалы, — опустив глаза, сжав кулаки, процедил офицер.

— Глупости. Расслабься. Я ведь жив. И дай Бог, буду жив… То, что в меня попали, — сам я виноват… — успокаивал Вэйрада Фирдес. — Насколько я знаю, тебя, дружище, хотят наградить за этот подвиг стратегической мысли…

— Что?! Это же абсурд! — возразил Вэйрад. — Как я мог заслужить какую-то почесть…

— За то, мать твою, что ты практически в безвыходной ситуации смог победить легион врага! Ты смог продержать оборону до прихода подкрепления в то время, как любой другой бы отступил, отдав одну из самых важных геоэкономических позиций государства! — взорвался Отсенберд, выплеснув последние силы.

Вэйрад замолчал. Затем улыбнулся.

— Ох, мать вашу… Что-то мне сейчас дурно чересчур… — пробормотал Отсенберд мучительным голосом. Его кишечник стал напрягаться, что даже Леонель заметил вздрагивания пуза генерала под одеялом.

— Что случилось? — спросил