У меня нет ответа на эти вопросы, так что в порядке эксперимента действуем по наитию. Следуя инструкции, разбиваем слова на группы.

Ищу в выявленных группах нечто общее. Части тела, как мне кажется, почти все собрались вокруг лица, выполняющего различительную функцию. Ни фигура, ни жесты, ни походка, ни голос не говорят о человеке столько, сколько лицо. Способность моментально запоминать лица жизненно важна и развита на рефлекторном уровне: благодаря ей младенец может отличить мать от других людей.

Животных и птиц объединяет то, что почти все они, за исключением лося и льва (иностранного происхождения), женского рода.

Характеристики и ощущения, как мне показалось, имеют отношение к лукавству (липа, лапша, лак, левый, лгать, лыко, лихо) и пассивности (лень, ломота). Не сила и активное противостояние, а слабость и тайная интрига почудились мне в наборе этих слов.

Отношения — здесь увидел соблазн (ласка, лесть, лов), удовлетворение (любовь, лад, ложе), результат (люди).

Место — накопление (лабаз, ларек, лавка), вместилище, впускающее в себя (ложе, лодка, логово, лохань, лес) и позволяющее расти в себе (лес, луг, лабаз).

Предметы — почти все женского рода (кроме греческого ладана): лопата (создает углубления), лапти (вмещающие в себя), лампа (округлая, создает световое вместилище), лавка (принимает на себя, покой, пассивность), лодка (принимает в себя, несет в себе), ладан (вера вместо действия).

Мой антинаучный и неполный анализ может указывать на связь согласного [л] с пассивным лунным «иньским» началом. Однако призываю не увлекаться этой методикой и не делать скоропалительных выводов — и вот почему. Скорее всего, современные слова действительно есть результат длительной эволюции, на заре которой Homo sapiens имел набор примитивных звукоподражательных вокативов. Не вижу причин в этом сомневаться, однако ключевое слово в данном тезисе — длительной. У нас было достаточно времени для выработки словарей объемом несколько сотен тысяч слов, вмещающих огромное количество значений.

Как обрабатывает информацию мозг? Он постоянно сопоставляет входящие данные с хранящимися в памяти. Встретив знакомого на улице, мы приветствуем его потому, что его лицо после мгновенного сопоставления с множеством других лиц идентифицировано и открыт доступ к связанной с ним информации. Судя по ответному приветственному взмаху рукой, аналогичный вычислительный цикл успешно завершен и в голове нашего визави.

При поступлении в мозг словесных данных запускаются те же алгоритмы: слово сопоставляется с имеющимися знаниями. Не со скудным набором природных звуков кроманьонца, а со всем огромным объемом понятий современного человека. Услышав, например, слово ухо, мы вызываем в памяти образ органа слуха вне зависимости от того, какие ассоциации могут породить звуки [у], [х] и [о], — а первобытный человек, вероятно, расслышал бы здесь уханье филина.

Известный пример фоносемантической интерпретации слова сила как чего-то маленького и слабого доказывает: в современном языке значение многократно перевешивает форму. Вектор языковой эволюции мне кажется таковым — от примитивных звуков-образов к интеллектуальному «цифровому» языку с бесконечным разнообразием точных значений.

Некоторые исследования показывают, что гласные имеют существенное значение при формировании впечатления от слова. Об этом свидетельствуют опыты Ричарда Клинка[19], предлагавшего респондентам оценить пары выдуманных неологизмов, отличавшихся отдельными гласными. Те, не сговариваясь, считали, что ноутбук Detal меньше, чем Dutal; что пылесос Keffi легче, чем Kuffi; что кетчуп Nullen плотнее и насыщеннее, чем Nellen, а пиво Usab темнее, чем Esab.

Таким образом, из опросов следовало, что гласные заднего ряда «больше, темнее, тяжелее и значительнее» гласных среднего и переднего ряда. Что до гласного переднего ряда и высокого подъема[20] [и], он однозначно связывался с чем-то маленьким и беззащитным.

Этому есть вполне логичное объяснение, опирающееся на эволюционную и звукоподражательную природу речи. Звуки заднего и среднего ряда, подобные [у], [о], [ы] или [а], издают сформировавшиеся живые существа, достигшие определенных размеров.

Рык, рев, лай, уханье, урчание, вой и прочие звуковые сигналы из коммуникационного арсенала взрослой особи (имеющей, кстати, в ряде случаев более темную окраску по сравнению с детенышами своего вида) воспроизводятся благодаря гласным заднего и среднего рядов. Что касается звука [и], он имитирует писк маленького беззащитного существа и подсознательно наделяется малыми размерами, слабостью и светлой окраской, позволяющей не «выпасть» из поля зрения матери.

Эти умозаключения справедливы, но не универсальны. Нужно просто осознавать их значение, а оно не слишком велико. Его величество смысл слова обладает несравненно большей силой по сравнению с фоносемантикой. В названии мощного внедорожника Infiniti мы видим целых четыре гласных звука [и] — и что же? Как показывают продажи, это слово покупатели не ассоциируют с чем-то слабым, маленьким и беззащитным.

Фоносемантика может иметь несколько большее значение при разработке неологизмов — новых слов, еще не наполненных смыслом. Однако будем помнить об алгоритме восприятия: мозг, получив в обработку незнакомое существительное, прежде всего соотносит его со всеми известными словами.

В подтверждение этой мысли я обратился к генератору случайных имен, который выдал мне неологизм Bevitro. Что это? Похоже на Левитру. Be Vitro. Ага, vitrum — это на латыни стекло. Be — это английский глагол «будь» или префикс? Если префикс, то английский или немецкий? Мой мозг, отставив фонетику и фоносемантической анализ, погрузился в увлекательные сопоставления незнакомого слова со всеми имеющимися знаниями.