первое живое существо – совершала виток вокруг Земли, Запад испытывал легкое разочарование – возникало ощущение, что ничего особенного не произошло.

5 ноября в розовом кабинете Белого дома президент Эйзенхауэр в строгом сером костюме принял американских ученых. На этой встрече, продолжавшейся один час и сорок три минуты, говорил в основном создатель первой баллистической ракеты Вернер фон Браун, немец, натурализовавшийся в США. В 1932 году, всего двадцати восьми лет от роду, он по заданию Гитлера создал примитивную ракету, предшественницу легендарного Фау-2 и бабушку русского спутника. Этот лысый восторженный господин с круглым брюшком, разделявший с Эйзенхауэром пристрастие к детективным романам, убедил его, что американская система обороны и нападения гораздо более совершенна и современна, нежели советская, причем превосходит ее именно по баллистическим ракетам. Однако успокоить президента не сумел. Спустя несколько недель, когда Ингрид Бергман и Роберто Росселини по обоюдному согласию расторгли непрочные узы брака, президент, возвращаясь с аэродрома в Вашингтоне, где встречал короля Марокко, потерял сознание. В Париже целая бригада агентов ФБР обследовала каждый квадратный сантиметр во дворце Шайо, пока не убедилась, что никто не откроет огонь по Эйзенхауэру из-за бесчисленных бледнотелых статуй во время предстоящей сессии НАТО. Когда разнеслась весть о болезни президента, агенты вернулись домой в уверенности, что даром потратили время. Президент, окруженный лучшими врачами, мечтающий поскорее оправиться, чтобы присутствовать на сессии НАТО, пережил еще один удар. На этот раз – не в мозг, а в сердце – в самое сердце американского народа: маленький американский спутник, металлический жаропрочный грейпфрут, фотография которого была напечатана во всех газетах мира, печально покатился по каменистым пустошам мыса Канаверал после того, как баснословно дорогой и пышно обставленный запуск ракеты «Вэнгард» разлетелся на кусочки, рассеялся дымом беспримерного разочарования и провала. Через несколько дней наделенный сверхъестественным даром выдерживать любые удары президент Эйзенхауэр с широкой улыбкой удачливого игрока, не менее широким уверенным шагом Джонни Уокера ступил на парижскую землю, чтобы открыть саммит стран НАТО – последнее международное событие уходящего года.

3 января 1958 года, «Моменто», Каракас

Двенадцать часов на спасение

Вторая половина этого субботнего дня выдалась особенно тяжкой. В Каракасе начиналась жара. На проспекте Лос-Илюстрес, обычно немноголюдном, было невыносимо – завывали клаксоны, рычали мотороллеры, лучи палящего февральского солнца, отражаясь от мостовой, слепили глаза, и напрасно искали прохлады в этот день толпы женщин с детьми и собаками. Одна такая женщина в 3:30 вышла из дому на небольшую прогулку и вскоре вернулась совершенно разбитая. На следующей неделе она должна была родить. От шума и жары у беременной разболелась голова. Ее старший полуторагодовалый сын, гулявший с ней, постоянно плакал, потому что увязавшаяся за ними игривая назойливая собачонка слегка укусила его в правую щеку. Вечером щеку смазали йодом. Мальчик нормально поел и лег спать в хорошем настроении.

Тем же вечером, в своем тихом пентхаусе в здании Эмма, сеньора Ана де Гийен узнала, что ее собака укусила ребенка на проспекте Лос-Илюстрес. Она сама растила и дрессировала своего Тони и знала, что он ласков и безобиден. А потому не придала значения происшествию. В понедельник, когда ее муж вернулся с работы, пес выбежал ему навстречу. И вместо того чтобы завилять хвостом, набросился на него с необычной агрессивностью и даже порвал ему брюки. Спустя несколько дней ей сообщили, что Тони на лестнице пытался укусить соседа. Сеньора Гийен списала поведение своего пса на жару. Она заперла его на день в спальне, чтобы избежать проблем с соседями. В пятницу, без всякого повода, собака пыталась укусить и ее. Перед сном, не придумав ничего лучшего, она заперла его на кухне. Пес всю ночь скребся в дверь и скулил. Но наутро горничная, войдя в кухню, увидела, что он тихо и смирно лежит на полу, и раскрытая пасть у него вся в пене. Собака околела.

6:00. Мертвый пес на кухне

Субботний день 1 марта для большинства жителей Каракаса ничем не отличался от других. Но для нескольких людей, даже не знакомых друг с другом, не веривших в приметы и далеких от суеверия, людей, которые проснулись в то утро, чтобы прожить обычный день в Каракасе, Чикаго, Маракайбо, Нью-Йорке и даже в грузовом самолете, пересекающем Карибское море в направлении Майами на высоте 12 000 футов над уровнем моря, он станет одним из самых беспокойных, мучительных и напряженных. Супруги Гийен, узнав от горничной о гибели Тони, в спешке оделись и вышли из дома, не позавтракав. Муж отправился в магазинчик на углу и, торопливо пролистав телефонную книгу, позвонил в Институт гигиены в Университетском городке, где, как он слышал, исследуют мозг собак, умерших по неизвестным причинам, на предмет выявления бешенства. Было еще очень рано. Сонный голос охранника ответил, что никого не будет до 7:30.

Сеньоре Гийен, чтобы добраться до цели, предстоял долгий и сложный путь. Прежде всего в этот час на проспекте Лос-Илюстрес, где уже появились мирные трудолюбивые горожане, не имевшие никакого отношения к ее волнениям, она должна была вспомнить, кто сказал ей в прошлую субботу, что ее пес укусил ребенка. Около восьми в продовольственном магазине она встретила служанку-португалку, которая вроде бы слышала историю о собаке от соседки. Это был ложный след. Но позже ей все же удалось разузнать, что укушенный мальчик предположительно живет недалеко от церкви Сан-Педро в Чагуарамос. В девять утра фургон местной санитарной службы забрал труп собаки для исследования. В десять часов, обойдя один за другим все дома поблизости от церкви Сан-Педро и выясняя, не знает ли кто-нибудь о ребенке, укушенном собакой, сеньора Гийен нашла новую подсказку. Итальянские каменщики, строившие здание на проспекте Съюдад-Университария, слышали об этом на днях. Семья мальчика жила в ста метрах от места, которое взволнованная сеньора Гийен пядь за пядью исследовала с утра: дом Макуто, квартира № 8. На двери висела табличка, оповещавшая, что обитательница квартиры дает уроки музыки. Оставалось нажать кнопку звонка справа от двери и спросить у служанки-галисийки, здесь ли живет сеньор Реверон.

Кармело Мартин Реверон вышел из дома в эту субботу, как всегда по будням, в 7:35 утра. Сев в свой голубой «Шевроле», припаркованный у подъезда, он направился на проспект Веласкеса. Там находилась молочная компания, в которой он работал уже четыре года. Реверон – тридцатидвухлетний уроженец Канарских островов, с первой минуты подкупающий своей искренностью и приятными манерами. В то субботнее утро ему совершенно не о чем было беспокоиться – он занимал хорошую