Москва

В спальне было душно, но генеральша запрещала открывать окна. Она дремала почти до обеда, потом попросила чаю. Софья поставила на прикроватную тумбочку чашку и шоколадные конфеты.

— Тебе лучше? Хочешь сесть?

Мать кивнула. У нее был изможденный вид, но глаза блестели. Софья подложила ей под спину подушки и подала чай.

— С мятой, как ты любишь.

— Нам надо поговорить, — тяжело дыша, молвила генеральша. — Насчет дачи…

— Покупатель еще не звонил. Надеюсь, на сей раз сделка не сорвется.

— Ты… предупредила его?

— О чем, ма? Не хватало спугнуть человека, который готов выложить за участок кругленькую сумму. Всем соломку не подстелешь. Пусть сам разбирается с чертовщиной, которая там творится! Может, при нем всё успокоится.

Генеральша поднесла чашку ко рту и сделала глоток. Ее рука дрожала, и чай едва не пролился. Софья бросилась на подмогу, но мать недовольно отстранила ее.

— Я давно мечтаю избавиться от проклятого дома! — вырвалось у дочери. — Он принес нам столько смертей!

— Это я виновата. Если бы не мое любопытство… Я была молода и глупа!.. Теперь все мы расплачиваемся за мою ошибку.

— Папа тоже хорош. Ему не следовало…

— Тсс! — оборвала ее генеральша. — Ни слова о том, что случилось!

— Стены имеют уши? — горько усмехнулась Софья. — Ты это хочешь сказать?

— Мне необходимо повидать внучку…

— Она не оставила адреса. Уехала и забыла о своей семье. О нас с тобой! Ей все до лампочки.

— Не стоит ее осуждать. Девочка напугана.

Генеральша протянула дочери недопитый чай и откинулась на подушки. Ее силы быстро иссякли. Щеки побледнели, глаза потухли.

— Прими лекарство, ма, — всполошилась Софья. — Вот, возьми…

Генеральша сунула под язык таблетку и опустила веки. Ее руки в синеватых прожилках лежали поверх тонкого одеяла, грудь с шумом вздымалась.

— Я должна поговорить с внучкой, перед тем… перед тем, как…

— У меня нет связи с ней! — со слезами в голосе заявила Софья. — Она вычеркнула нас из своей жизни!

— Этого не может быть. Ты не понимаешь…

— С тех пор как у нее появился этот прощелыга, она словно с цепи сорвалась. Я не сумела ее воспитать! Каждый день были скандалы, крики… Ты помнишь?

— Она сделала то, что посчитала правильным.

— Мы слишком избаловали ее. Вседозволенность к хорошему не приводит. Детей надо растить в строгости. Я никудышная мать…

Софья села на край постели и расплакалась. Слезы текли по ее лицу, прокладывая темные от туши дорожки.

— Слезами горю не поможешь, — вздохнула генеральша. — Если бы вернуть всё назад, я бы ни за что не прикоснулась к проклятому ящику! Гори он синим пламенем!

— Ты никогда не рассказывала, как это началось. Может, пришло время сознаться?

— Я не преступница…

— За что же мы наказаны?

— За невежество! За любопытство! За корысть, в конце концов!.. Но только не за злой умысел… Я и подумать не могла, чем для меня обернется работа в музее. В тот вечер я задержалась дольше обычного: приводила в порядок бумаги, описывала экспонаты из запасника. Было уже темно, когда в дверь постучался незнакомый мужчина…

* * *

Уссурийск

Поминки — не самое подходящее место для выяснения отношений.

— Выйдем, — предложила Лариса и встала из-за стола. Ирина молча последовала за ней.

— Я удовлетворю твое любопытство, — на ходу бросила наследница. — Но у меня есть условие. Откровенность в обмен на откровенность.

Возле кафе зеленели ползучие туи и молодые лиственницы. На террасе курила полная официантка, стряхивая пепел в блюдце. Она покосилась на двух барышень в трауре и отошла подальше.

— Зачем ты приехала сюда? — спросила Ирина.

— А ты? Сазонов не случайно стал твоим подопечным. Верно? Он вздорный, придирчивый инвалид, от которого разбегались другие сотрудницы. Но ты проявила незаурядное терпение и любовь к ближнему.

— Я действительно жалела Виктора Петровича…

— Ой ли?

— Не делай из меня монстра! — взвилась Ирина, у которой сдавали нервы. — Скажи еще, что я меркантильная стерва, мечтавшая обобрать старика! Это не так.

— Разве ты не обыскивала его дом, когда…

— Нет! Нет!

— Ладно, допустим, ты полюбила его, как отца родного.

— Нет, — угрюмо повторила девушка.

— Твой отец рано умер…

— Я не искала ему замену! — вспыхнула Ирина, в ужасе от осведомленности наследницы. Она что, изучала ее родословную?

— Ты боишься за своего жениха. Его может постигнуть та же участь.

— Чушь! Не верь сплетням, подруга!

— Я тебе не подруга, — покачала головой Лариса. — Но могу ею стать, если ты мне посодействуешь.

— В чем? Я ничего не искала у Сазонова, и у него ничего не пропало.

— Кто это может подтвердить?

— Те, кто работал там до меня. Полиция всех опросила, можешь проверить. Деньги, которые Виктор Петрович оставил на похороны, я потратила исключительно по его распоряжению. Часть отложила на памятник… но теперь это твоя забота.

— Значит, ты вне подозрений?

— Чего ты добиваешься? — сердито прищурилась Ирина. — Хочешь опорочить меня перед людьми? Зачем? Тебе и так всё досталось. Бери, пользуйся! Живи в кайфе… если получится.

— Постараюсь. А как насчет генерала Лукина?

— Впервые слышу о таком…

— Когда-то, будучи солдатом-срочником, Виктор Петрович служил в стройбате. Он сохранил армейские фотографии, несколько черно-белых снимков, которые ты наверняка видела.

— Возможно. Ну и что? — пожала плечами девушка. — Какое мне дело до этого?

— Солдаты строили дачу генералу…

— Ну и что? — напряженно повторила Ирина. — К чему ты клонишь?

В поминальное кафе входили и выходили люди. Кто-то разговаривал на террасе, какая-то женщина плакала на плече у своего мужа. В зале одновременно устраивали несколько поминок за разными столами.

— Сазонов начинал жить в Уссурийске на широкую ногу, а закончил отшельником. Почему? Из-за дурного характера?

— Не знаю.

— Ты сама напросилась помощницей к нему? — допытывалась Лариса.