– Господи, Светочка, неужели ты не понимаешь? Работу и раньше было трудно найти, а сейчас и подавно. В кризис всех посокращали, но и сейчас, когда самые тяжелые времена вроде бы миновали, штаты расширять не спешат. Разве его вина, что инженеры нигде не нужны? А он молодой, ему всего хочется, и за границу тоже.

– Во-первых, инженеры нужны. Пусть к отцу на завод идет работать.

– Свет, – вздохнула мать, – ну о чем ты говоришь? Как будто не знаешь, какие там зарплаты. Тебе хорошо, ты в фирму устроилась…

Какие зарплаты на заводе, где отец трудился много лет, Света представляла. Небольшие, мягко говоря. Ей хотелось сказать, что даже небольшая зарплата лучше, чем вовсе никакой, но говорить это было бессмысленно. Брат, еле-еле окончив институт, нигде не работал, всерьез ожидая, что ему на голову упадет солидная должность с еще более солидным окладом, и размениваться на «пустяки» вроде устройства на завод или еще куда-нибудь, где оклады не слишком впечатляют, не имеет никакого смысла.

По ее, Светиному, мнению, молодому здоровому парню сидеть на шее у отца с матерью, которые много и тяжело работают, было откровенной подлостью. Но ее мнение никого не интересовало. Ни родителей, ни брата.

– Да, – согласилась Светлана, – мне хорошо. Сколько Глебу нужно?

– Две тысячи. Светочка, мы отдадим. Мы обязательно отдадим, как только папе переведут деньги…

– Две тысячи чего?

– Евро.

И опять Свете захотелось сказать, что можно было бы съездить гораздо дешевле, даже в Италию, но она снова промолчала. Как всегда.

– Я дам деньги.

– Спасибо, доченька. – Мать запнулась и, помявшись, спросила: – Сегодня сможешь привезти?

– Не знаю. – Светлане до смерти не хотелось ехать к родителям, видеть замотанных отца и мать и наглого брата. – Если сегодня не смогу, привезу завтра. Послезавтра в крайнем случае.

Света положила трубку и уставилась в «заснувший» экран компьютера.

Брат Глеб родился, когда ей было шесть лет. Дом наполнился суетой, криком, пеленками, и очень скоро маленькая Света поняла, что родителям она не нужна. Причем, наверное, раньше тоже была не слишком нужна. Потому что и до рождения Глеба большую часть времени проводила с тетей Ниной и бабушкой Клавой, двоюродной сестрой и теткой матери. Собственно, ту квартиру, в которой она когда-то жила с родственницами мамы и где проживала теперь, Света всегда и считала своим настоящим домом. И себя она никогда не чувствовала обделенной заботой и лаской – благодаря тете Нине и бабушке Клаве. Они обе маленькую Свету любили и баловали, покупали ей игрушки и одежду. Летом жили с ней на даче, а зимой Нина водила ее в музеи и театры и ходила на родительские собрания в школу. Потом бабушка Клава заболела и исчезла, и у Светы осталась одна Нина. Пока была жива тетка, она никогда не чувствовала себя одинокой. Мать и отца, не говоря уже о Глебе, Света давным-давно не считала близкими людьми, но это не мешало ей чувствовать себя вполне счастливой – у нее была Нина.

Собственно, отец ей не был настоящим отцом, то есть, как теперь говорят, биологическим. Биологического отца она не помнила совершенно. Мать разошлась с первым мужем, когда дочке было чуть больше двух лет. Что явилось причиной развода, Света не знала и никогда не стремилась узнать. Какая разница?

Тогда мать подкинула ребенка тетке и ее одинокой дочери, своей двоюродной сестре, а сама принялась устраивать свою личную жизнь. Бабушка Клава к тому времени уже была на пенсии, девчонку полюбила сразу и стала самоотверженно о ней заботиться, помогая непутевой племяннице. А Нина очень быстро заменила маленькой Свете мать.

И позже, когда Светлана стала жить с матерью и отчимом, которого называла отцом, настоящий ее дом был у Нины, а родители и брат – так, где-то сбоку…

– Ты что опаздываешь? – Света повернулась на звук открывшейся двери кабинета.

– Проспал. – Виктор Федорович наклонился к ней, вдыхая свежий запах густых волос. – А ты почему хмурая такая?

Она, не отвечая, пожала плечами и слегка отъехала от стола вместе с креслом. После каждого разговора с матерью ей требовалось время, чтобы отделаться от тягостного чувства.

– Что случилось, Свет? – настаивал Кузьменко.

Он распрямился, прислонился к письменному столу. Смотрел пытливо и настороженно, и неприятное чувство начало отступать.

– С матерью поговорила, – вздохнула Светлана. Она не рассказывала ему подробности своих семейных отношений, но Виктор догадывался, естественно.

– Опять Глебу что-то нужно?

– Угу. Денег.

– Зачем?

– Обещал свозить Леночку в Италию.

– А сам почему заработать не может?

– Потому что дурак и бездельник. Ну его к черту, я не хочу больше об этом говорить.

– А денег, конечно, дашь?

– Конечно, дам. Куда я денусь?

Она слегка покачивалась в кресле и казалась сейчас Виктору Федоровичу трогательно беззащитной. Пожалуй, за все время их знакомства Светлана впервые показалась ему беззащитной. До сих пор таковой виделась только одна женщина – Лиза.

– Света… – позвал он и опять наклонился к ней, придвинув к себе вместе с креслом. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

* * *

Лера сидела в кресле, смотрела в окно и все никак не могла приняться за работу. Саша вчера ее обманул, сразу стало ей ясно. Не ездил он ни в какой книжный, был где-то еще. А скрывать от нее Казанцев может только одно – что больше ее не любит. Скрывать что-то другое ему нет никакого смысла. Собственно, и незачем, разве только из жалости. Лера попробовала отогнать страшные мысли и вспомнила, как Саша обнимал ее вечером. Но гадкое предположение не уходило, засев в мозгу занозой. Ей даже показалось, что закружилась голова, как будто выпила лишнего. Захотелось немедленно спросить у Александра о причине обмана, но тот сейчас на смене, за диспетчерским пультом, и звонить ему нельзя.

– Зачем вы послали копию генеральному?

Галина Николаевна с бумагами в руках ворвалась в кабинет так неожиданно, голос ее прозвучал громко и резко, что Лера вздрогнула. Но ответила технологу сдержанно:

– По его просьбе.

– Вы что, не понимаете, что с подобной ерундой к генеральному не лезут?

– Я ни к кому не лезу, – стараясь говорить спокойно, объяснила Лера. – Вы ему нажаловались, директор меня вызвал и попросил всю нашу переписку пересылать ему. И я буду пересылать.

Еще вчера Лера расстроилась бы, что Галина Николаевна на нее обиделась, но сегодня ей было все равно. Сегодня она могла расстраиваться только из-за Саши.

Технолог почти задохнулась от возмущения. Явно намеревалась сказать что-то еще, но, кажется, не находила слов. И Лера неожиданно почувствовала острый приступ жалости к немолодой усталой сотруднице, которая явно не справляется со своими служебными обязанностями и готова уничтожить всякого, кто ей об этом напомнит.