— Довольно, Вера! — прервал ее тот. — Мы здесь замещаем Архильева. А он уже теперь прочел бы это письмо; читай же его и ты. Мы тебя слушаем!

— Мы слушаем! — повторили и трое остальных, которые в течение только что разыгравшейся сцены уже начали выражать своими жестами их жгучее нетерпение.

Но Вера ответила:

— Я не знаю шифра моего отца!

— Ты не знаешь шифра?

— Ты не знаешь шифра?

— Твоего отца?

— Нет! Секрет его знал лишь один Архильев. И он никогда его никому не открывал и унес с собой в могилу.

Вера бросила открытый листок на середину стола. Все глаза остановились на нем, и вот что они увидали черным на белой бумаге:

20. — Gibr8ckzmot36489amiarrjun. Q — 7roz yus5p6ee. Joi5sl; t9vm6h 83rtx879vtax?ro; sabrola, lxesort2−bkca9hrro! A „okhtz s6zyk9t4xgr5 s3vitlybkrvs6ie4el? socbpgy3l vtop mr.. n7nodeq46u2 — 32t5s3nti700i2 p7nn oi8ncpiaac22553be6okpa7eadiisqc9 ei802 — 32tez? 7monieyaxrgs. e98 hikbntutetnix567v859 11f2apv8ebev9do eooajir lgmm9gn34tos bo6mvt8iei497ocd! yrivlp3! t8pxm780e8r7qpiers66i ruy 452zmacb — 8; oviz3et — „qyainokups9−me−ci (txbilefhor s6) ehpr. x.

На четверть часа вокруг стола воцарилось ненарушимое молчание. Наклонившись над бумагой, четверо мужчин и молодая девушка испытывающе рассматривали отчетливо написанные каждую букву и каждый знак, словно одного их пламенного желания было достаточно, чтобы прочесть тайну.

Вдруг Марциали воскликнул:

— Мы бесполезно будем смотреть так целую вечность! А у Архильева где-нибудь должен иметься написанный ключ. Лучше примемся сейчас же его искать.

— Нет! — спокойным голосом проговорила Вера. — Архильев никогда не записывал ключей для условленных криптограмм своих различных корреспондентов. Он их знал на память и сообщал мне. Каждая полученная им криптограмма в начале листа имела отличительный знак, который обозначал корреспондента и тем самым ключ, которым следовало пользоваться к расшифровке. Но Архильев никогда мне не открыл ключа моего отца.

— А что, получал Архильев что-нибудь от Сэверака после его бегства? — спросил Чувин.

— Нет. Поэтому-то он и считал его умершим.

— Почему же ты сразу узнала, что это криптограмма принадлежит Сэвераку? — спросил Марциали.

— Именно по отсутствию какого-нибудь знака, которого Сэверак никогда не ставит.

— А ты уверена, что это письмо именно от Сэверака? — спросил Чувин.

— Да! Я видела их штук двадцать, таких как это!

— В таком случае, стоит только разыскать какое-нибудь из них в бумагах Архильева и оно может помочь прочитать это.

— Этого бесполезно искать, так как перед смертью Архильев велел сжечь все письма Сэверака. Впрочем, ни на одном из них не написано перевода.

Чувин не мог сдержать движения нетерпения и неудовольствия.

— Тогда как же узнать?

— Это почти невозможно, — с глубокой грустью сказала девушка. — Я знаю лишь одного человека, который способен тут разобраться. Это парижанин Бертильон. Вот что мне говорил Архильев.

— Тем не менее, — воскликнул Чувин, ударяя кулаком по столу, — это письмо, наверное, имеет огромное значение. Оно длинно и является после такого длинного периода полного молчания, что сам Архильев уже стал верить в смерть Сэверака. И для того, чтобы Сэверак открыл себя в живых, надо было произойти событию чрезвычайной важности. Нам необходимо знать, что говорится в этом письме.

— Я того же мнения, — спокойно подтвердила Вера, лицо которой приняло его натуральный розовый цвет. — И для этого есть лишь одно средство: идти и отдать эту криптограмму Бертильону…

— Ты пойдешь?.. — ошеломленные в один голос воскликнули четверо мужчин.

— Пойду!

— Но Бертильон тебя предаст, он тебя арестует и выдаст вместе с криптограммой французскому правительству, — прокричал Вампа.

— Нет! Так как лишь только ключ будет найден, я заколю Бертильона… Чувин меня будет сопровождать, не показываясь вместе со мной. Я приму все меры, чтобы меня не арестовали на месте, если только вообще меня сумеют арестовать. Чувин меня подождет недалеко от того дома, где будет происходить расшифровка письма. Я передам ему ключ, и мы увидимся лишь здесь, если мне только удастся вернуться.

По изложении этого, столь простого, столь быстро обдуманного и столь опасного для исполнения плана, четверо мужчин не могли не выразить своего восторга. Когда девушка окончила говорить, Чувин тихо проговорил:

— Ты это решила, Вера?

— Да!

— В таком случае, я провожаю тебя в Париж. Когда мы отправляемся?

— Завтра утром. Но лишь только мы выйдем отсюда, мы больше друг друга не знаем. Мы будем путешествовать в разных вагонах, и в Париже остановимся в разных отелях. Сегодня — вторник. Я назначаю тебе свидание в Париже в четверг, в восемь часов вечера, под железнодорожным мостом, на улице Алези, возле парка Монсури. Там я тебе сообщу мои попытки и их результаты. Решено?

— Решено. Итак, до четверга, Чувин.

— До четверга, Вера!

Дрожа от волнения, он пожал холодную руку, которую протянула ему Вера, и вышел.

— А теперь, — проговорила молодая женщина Вампе, Гавриле и Марциали, — скопируйте каждый криптограмму и сохраните эти копии.

Немедленно повинуясь молодой девушке, которая с такой решительностью и уверенностью взяла на себя верховенство над укрывающимися в Швейцарии анархистами и террористами, все трое мужчин принялись тщательно копировать таинственную весть Сэверака.

Тем временем Вера погрузилась в глубокую задумчивость, но ее мечты не отражались на прекрасном лице богини.

Она думала о своем отце, которого звали Ротманом или Сэвераком, смотря по тому, если дело касалось его террористических актов, учиненных в России, или его анархистских покушениях во Франции. Где он был? И откуда он возвращается? Она была бесконечно счастлива узнать, что он жив, хотя в ней не столько говорило дочернее чувство, сколько пламенное преклонение и безграничная преданность ученицы.

Она была счастлива от его возвращения в особенности потому, что предвидела, что с ним, для анархии снова наступят героические времена. Со времени его исчезновения, которое совпало и с первыми приступами тяжкой болезни, унесшей в могилу Архильева, анархизм был сведен к бессилию и бездеятельности. За это время не удалось ни одно покушение. И освобождение Мира не подвинулось вперед ни на один шаг. Напротив, преследумые всеми правительствами мира, анархисты, которым не доставало молодого и смелого вождя, еще больше припрятались и стали благоразумнее, не видя никакого примера, который мог бы и годился бы для того, чтобы сделать их предприимчивее.

Обо всем этом думала Вера, вдохновительница анархии, пока трое ее компаньонов списывали для себя таинственную криптограмму.