– Вот только-только стала забывать, на кого он похож… – с сожалением скривилась Серафима.

– Симка, встань ближе! – прохрипел Семен, дрыгая в воздухе ногами. – Не дотягиваюсь я, чай не мальчик! Дай хоть на голову тебе наступлю, что ли…

Серафима покорно подошла. Шишов быстро заегозил грязными ногами по ее спине, взобрался на плечи и оттуда уже, с ловкостью гимнаста, вскочил на козырек и победно развел руки. Только что раскланиваться не начал.

– Чего остолбенел-то? Лезь дальше! – рыкнула на него Серафима, и Семен начал раскачивать руками.

По всей видимости, он хотел прыгнуть и в полете уцепиться за прутья решетки. Чтобы мужественно и красиво было. Однако Серафима грозно зашипела:

– Не вздумай прыгать, ты ж не летучая мышь. С козырька только ногу протяни – и ступай. А, у тебя же и ноги короткие, вот черт… Слезай назад, сама полезу.

Шишов с козырька послал ей такой гневный взгляд, что, если бы она его увидела, сама бы перешла на другой автобус. Он шагнул. Ноги действительно были коротковаты, поэтому ботинок провалился в воздух, Шишов взмахнул руками, уцепился за что-то и повис. Серафима хотела было снова подставить под его ботинок свое плечо друга, но ее одернул резкий окрик:

– Эй, паскудники! Вы чего ж тут делаете, а?

Возле Кукуевой стояла пышная старушка с поводком в руках. На поводке болталась крошечная лохматая собачонка и озверело рвалась к Семенову сапогу.

– Я кого спрашиваю – какого хрена этот фитиль здесь повесился? – повысила голос бабуся, лично дергая за ботинки Шишова.

Семен, чуя, что пролезть незамеченным не удалось, замер. Видимо, в нем теплилась надежда, что в темноте его примут за постиранное белье. Однако бабуся только сильнее уцепилась за обувь.

– Я вас умоляю! Давайте его оставим, пусть болтается, а я вам сейчас все расскажу, – по-дружески ухватила под локоток старушку Серафима и потащила от Шишова. – Это совершенно романтическая история! Вы понимаете… Конечно, вы понимаете, вы же не какой-нибудь старый сухарь! Этот молодой человек влюбился без памяти в вашу соседку. А она ему не открывает, стесняется, вот ему и приходится…

– Это ж в кого его так угораздило? В Машку, что ли? – мгновенно переключилась бабушка. – Дак она не стесняется! Чего ей стесняться, кода к ей весь двор вот так, по балконам, шастат?

Серафима поникла головой:

– Нет, не к Машке он…

– А! К Ерофе-е-е-евой! Дак не, она тожа не стесняется, у нее просто мужик сегодня на больничном, в ночную не вышел, вот она и не открывает. Слышь, надоть мужука-то предупердить, чего здря барахтаться-то, все одно Жорка его обратно выкинет, я те точно говорю. Не поглядит, что любов у его…

Бабушка настолько прониклась сочувствием, что не стала ждать Серафиму, резво подскочила к Шишову сама и с силой дернула за ногу. Тот уже почти вскарабкался на балкон и теперь обрушился на пожилую женщину всем весом.

– Ну, блин, эти бабы… – вращал он ужасно глазами, однако выразиться откровеннее при даме постеснялся. – Ведь уже почти на месте был!

– Не шипи, сынок, не стоит эта холера твоих ползаньев, – крепко прижала бабушка к своей могучей груди головенку Шишова. – На кой ляд тебе эта Ерофеева? У меня вот…

Шишов почти задыхался. Мало того – крохотная собачонка в приливе жгучей ревности вцепилась в его штаны, грозно рычала и рвала брючину в серпантин.

– Вы, того… отпустите его, ему же дышать нечем! – кинулась на спасение напарника Серафима. – Вы нас неправильно поняли… Да отпустите руку, что ж вас заклинило-то… Мы не к Ерофеевой вовсе! К Вере мы, на третий этаж!

Старушка отпустила Шишова и удивленно уставилась на Серафиму.

– А к ей зачем? Вот барышню нашел – Веру. Да ее и нет совсем! А он дурень, лезет куда-то…

– Как то есть, простите, нет? Она куда подевалась-то? – напряглась Серафима.

Шишов и вовсе слушал разговор в легком отдалении – боялся новых старческих порывов.

– Ой, она туды подевалась, куды нам не добраться, – охнула бабушка и уселась на скамейку, явно собираясь поведать интересные вести.

– Умерла, – скорбно поник головой Шишов.

– Да что ты?! – ухватилась бабушка за грудь. – А мне еще седни днем звонила. Неужто скончалась? Вот ведь какая сейчас медицина – ногу поломаешь, считай, не жилец… И как это случилося? Рассказывайте…

Серафима ткнула Шишова в бок и подсела к пожилой женщине.

– Ой, да не слушайте вы его, – махнула она рукой в сторону напарника. – Это он… Понимаете, так любит, так любит, прямо дурак дураком сделался. Все боится, что с его ненаглядной Верочкой какая беда приключится.

Со стороны Шишова донесся зубовный скрежет.

– Вы лучше сами скажите нам – куда же она подевалась? А то мой… брат, да, брат… а то мой брат, не приведи господи, на себя руки наложит.

– Нешто от любви? – задохнулась женщина.

– От нее, – качнула головой Кукуева. – Но больше, конечно, от дури. Ну, стоит ли так убиваться, правда же? Так вы говорите, Вера вам сегодня звонила и…

Бабуся удобно устроилась на скамейке, взяла на руки собачонку и охотно доложила:

– Звонила. Я к трубке подбежала, думала, сын звонит, а это она. Знала б я, ни за что б не торопилась. Ведь сколь раз сыну говорила – купи штуку таку, чтоб номера определяла, а он…

Серафима нежно положила свою руку на колено старушки. Собачонка тут же клацнула зубками, и Кукуева дернулась.

– Так что там с Верой? – сухо напомнила она.

– То! Звонит, значица, и говорит мне, а сама будто где далеко сидит, плохо слышно. И рассказует, что ей повезло. Она, Верка-то, в магазине выиграла приз – прыжок с… ну, с балдахином таким… с чем там еще прыгают…

– С парашютом? – подсказал Шишов.

– Во, с им. Ну и понеслась прыгать. Погода, правда, сейчас стоит не жаркая, я б дак ни за что в таку погоду прыгать не стала, а Верка прыгнула. Ну и ветер тут как раз образовался. И ее с энтим балдахином…

– С парашютом.

– Ага, с им прямо и понесло. Короче, занесло Верку в каку-то страну. А там и бросило. Потому как ветер скончался, утих. Ну и Верка – бряк! И прям ногу-то и отломила.

– Совсем? – ужаснулась Серафима.

– Да нет же, кость токо каку-то переломала, но из той страны с переломанными костями не выпускают. Вот она и грит: мол, пока хворать не перестану, нет мне дороги на родину. – Бабушка звучно всхлипнула и вытерла нос собачкиными ушами. – А потом она ишо тихо так говорит: ты, мол, тетка Евдокия, сходи ко мне, мусор выкинь. А то, мол, я уехала, а про его и не вспомнила. Стерва така! Я свой-то мусор забыла когда таскала, а ишо ейный ташши…

Серафима просто не могла поверить. Какой приз? Какие прыжки с балдахином… тьфу ты, с парашютом? И куда это на нем улететь можно?