Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — совершенно искренне ответила Ариция.
— Ты тоже готова умереть.
— Я?
— Ты же сказала, что мы умрем.
— Скорее всего, — Ариция покачала головой. Все-таки то, что сделали с Летти, даром не прошло. Может, память и вернулась, но и романтическая труха никуда не исчезла. — Но это — объективная реальность. Посмотри!
Ариция указала на дом.
И двор.
— Вокруг древние развалины, в которых прячутся не менее древние твари. У нас ни оружия, ни еды, ни даже одежды нормальной. Скоро ночь и нас, скорее всего, сожрут. А если не сожрут, то мы умрем от голода. Или отравимся, пытаясь голод этот преодолеть. А коль чудом не отравимся, то до нас доберется тварь, что скрывается где-то там.
Она махнула рукой в сторону улиц.
Сестра вздохнула.
— Мне кажется, — сказала она задумчиво. — Тебе нужно поработать над позитивным восприятием мира.
«Юности присущ романтизм и некоторая возвышенность чувств, людям старшим кажущаяся смешною. Они-то, пожившие и повидавшие жизнь, понимают, что в оной нет места подобной возвышенности, однако же юность не желает верить тому. Сие и есть основа величайшего конфликта, что пролегает меж прошлым и будущим»
В доме пахло пылью.
И нежилым помещением. Такое случается, когда о домах забывают, и все-таки Летиция остановилась. Ненадолго.
— Нам не обязательно соваться туда всем, — Ариция, выглядевшая еще более мрачной, чем минуту назад, поглядела на сестру. — Это и вправду может быть небезопасно.
— Разделяться тоже, — возразила Мудрослава.
— А если ловушка? И попадем все? Кто вытаскивать будет?
Брунгильда кивнула.
— Дракон? — предположила Яра. — Что?
— Ничего, — Мудрослава поглядела на всех. — Хорошо. Здесь мы хотя бы услышим, если что-то не так… кто пойдет?
— Я! И дракон, — рыжая повисла на мертвом творении Ариции. А Летиция ощутила острый укол… зависти? Пожалуй.
Странно это, завидовать младшей сестре.
Она ведь всегда была… такой невзрачненькой. Неудачненькой.
И матушка так говорила. Точнее не она, а её давняя подруга и статс-дама, но матушка не возражала, стало быть, и сама так считала. Да.
Некрасивая.
И одеваться не умела. Лицо пудрила, да, но как-то так, что от этого становилось лишь хуже. У нее не было ни вкуса, ни чувства стиля.
— Останусь, — Брунгильда опустилась на обломок колонны. — И ты. Двоих хватит.
— Но… — Мудрослава явно хотела возразить, однако передумала. И вправду, к чему споры? У Ариции ведь зверь имеется.
…имеется, имеется…
Некромантка.
Проклятый дар. Но благодаря ему Летиция ощущала себя особенной. И раньше, и теперь вот. А получается, что не такая уж она и особенная, что… что сестра может больше. Кому нужны потерянные души? Или вот знать, как человек умер? То ли дело поднять из земли некогда мертвую тварь и вдохнуть в нее жизнь?
Летиция так не сможет.
А что она умеет стихи составлять, кому это здесь надо?
…никому, никому…
Эхо.
— Только кричите, если что! — Мудрослава тоже опустилась на камень. — Боги, я так устала… домой хочу.
— Кто не хочет, — Брунгильда и глаза прикрыла. — Ночью караулить надо.
— Кого?
— Чего. Чтоб не сожрали. По очереди.
Смысла в том было немного. Допустим, увидит Летиция что-то этакое? И дальше? На помощь звать? Или тряпками в нежить кидаться? Но она промолчала, а никто не стал спрашивать. И… и вовсе впервые, пожалуй, на Летицию не обращали внимания. Нет, они не специально, они устали, как устала сама Летиция. Но ведь раньше… стоило ей показаться, и Летицию тотчас окружали.
Кавалеры.
И дамы.
Первые — желая рассказать о том, сколь она прекрасна. Вторые — завидуя, но тоже пытаясь погреться в лучах её славы. А была ли слава? И обратил бы кто на Летицию внимание, не родись она дочерью короля?
Смех.
Над ухом. Словно колокольчики. И тянет обернуться, но нельзя. Это… знакомое ощущение.
— Здесь что-то произошло, — она слышит свой голос со стороны. И видит тоже. Не себя, нет. Сад. Кусты. Тонкие гибкие ветви и золотые листья. Плющ? С белыми листьями. Красиво, будто снегом дом укрыло. И алыми мазками выделяются цветы.
Пахнет.
Летом. Солнцем.
Девушка в длинном платье сидит у пруда. Он вовсе не черный. Вода прозрачна, и видна мозаика на дне. Синие волны. Красные рыбки. И желтые тоже. Живые рыбы плавают, лениво шевеля плавниками. И поднимаются к поверхности тонкие стебли водяных лилий.
Красиво.
И девушка красива. Точеная, хрупкая… платье не скрывает этой хрупкости. Да она вовсе голой кажется. Смотреть стыдно. Но Летиция смотрит.
Выбора у нее нет.
— Ты пришел! — девушка отрывает взгляд от водяной глади и поворачивается навстречу юноше, который тоже прекрасен, столь прекрасен, что это просто-таки невозможно.
Он же смеется и подхватывает её на руки.
— Ждала?
— Конечно.
— Я говорил с отцом. И он не против, — глаза юноши сияют. И Летиции больно. Она знает, что эти двое скоро умрут. — Завтра он придет к твоему.
— И он тоже будет не против.
Девушка захлопала в ладоши, и тонкие браслеты на её запястьях зазвенели.
— Как я рада…
Нехорошо подсматривать за чужими поцелуями. Летиция отвернулась бы, если бы могла. Но она не может, и просто сглатывает вязкую слюну.
— Ты идешь на праздник? На площади обещали…
Это похоже на цветок. Огромный цветок огня, что поднимается где-то далеко, но Летиция чувствует жар его. А эти двое… они даже испугаться не успели.
Они умерли быстро.
Повезло.
Но… почему не ушли?
— Эй, — что-то полилось на лицо. — Ты как?
Как, как… мокро, гадко и домой хочется. Но Летиция только вяло руку выставила, пытаясь как-то спрятаться от воды.
— Живая, — сказала Брунгильда. — Видение.
— Да.
— Кто-то умер?
— Все умерли, — Летиция кое-как поднялась и потрогала волосы. Мокрые. И грязные. Если она так и дальше будет проваливаться в видения, то этак и вовсе голову расшибет. А это нехорошо. Голову ей было жаль.