– Я думаю, Ваня, это будет очень хорошо! Ну как, Андрей, тебе лучше?

– Мне бы коньячка!

– Сейчас принесу, вот только солдатиков пошлю могилку выкопать.

– Надеюсь, не здесь? – спросила Лиза.

– Зачем же здесь, кладбище есть!

Под вечер военный вертолет доставил отца Григория. («Как хорошо – тезка», – отметила про себя Лиза.) Отслужили заупокойную, и солдатики на руках отнесли княгиню на кладбище, где и опустили в освященную батюшкой землю, вблизи большого плоского камня.

– Что ж, лучше места не нашли? – спросил Потапов рядовых.

– Да здесь самая мягкая землица была.

– Это место, выбранное самой княгиней, я это точно знаю, – произнесла удовлетворенно Елизавета Сергеевна.

Трое рядовых отстали от группы, но шли не останавливаясь, только чуть медленней остальных.

Рядовой Петров вдруг сел на землю и захихикал:

– Дунай! У меня такое ощущение, что я остограммился на голодный желудок. Ха!

– Во дает Петров! Ряса, погоди. Он и вправду какой-то странный.

– Надо доложить полковнику.

– Что доложить, Ряса? Что Петров напился? Погоди, разберемся. Помоги мне его поднять. Сам подумай, где он мог напиться, если все время был с нами?

– Ну, может, у него было. Спрятал, а потом выпил. Вон, когда в кусты бегал отлить!

– Да не было у меня ничего, ребят, вы че?! Я бы поделился!

Рядовые Дунаев и Ряскин подхватили приятеля под мышки и попробовали поднять и привести в вертикальное положение. Но он схватился за голову:

– Мой мозг сейчас взорвется!

– Ряса! Беги, догоняй всех! Я с ним побуду. Зови подмогу!

Он сел рядом с Петровым и стал внимательно следить за его действиями, чтобы вовремя прийти на помощь, иногда в ожидании поглядывая в ту сторону, куда ушел рядовой Ряскин.

К тому времени, когда из-за бугра показался рядовой Ряскин, Петрова вырвало два раза.

– Доложил?! – кинулся к пришедшему Дунаев.

– А никого нет, я никого не нашел.

– Ты что, Ряса? Сдурел! Они только что за этот бугор завернули! Я их видел! Они не могли далеко уйти! Просто физически не могли! Сиди здесь!

Рядовой Дунаев побежал за своими, но, завернув за бугор, не смог понять, куда они пошли: никаких дорожек, тропок, редкий лес, пустой и какой-то неживой. И тогда он начал кричать:

– Ау! Ау! Помогите! Сюда! Ребята!

Но в какой-то момент и ему стало поразительно безразлично все.

– А пропади все пропадом! Сами дойдем до части, подумаешь, сложности строят, задачки придумывают. А вот мы вас еще и опередим! Попрятались, сволочи! Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать, кто не спрятался – я не виноват. Ряса! Петюня! Идите сюда!

Никто ему не ответил, и, вернувшись, он увидел, что товарищи спят.

«Ну и правильно! Поспим, а там видно будет, что делать, может, наши вернутся», – думал рядовой Дунаев, укладываясь рядом с Петровым и Ряскиным.

Первым, в полной темноте и тишине проснулся Ряскин:

– Петров! Дунаев! Где вы?

– Да здесь, куда мы денемся! – ответил ему Дунаев.

– А где Петров?

– Рядом со мной. Спит.

– Не умер?

– Нет. Дышит.

– Где мы? Что делать-то будем? Жрать хочется нереально! А нас что, никто не искал?

– Похоже на то. Интересно, сколько сейчас времени? Вот посветлеет, будем сами выходить. Может, Петров к тому времени в себя придет.

– А сейчас что делать, Дунай?

– Я не знаю. Спи пока.

– Я боюсь спать. Мне такие ужасы снились!

– Ну ты даешь, Ряса! Расскажи!

– Не хочу! Потом как-нибудь.

– Потом не до того будет, будем дорогу искать.

– Вернемся в часть – расскажу. А сейчас страшно.

– Лады. Спи пока.

На рассвете проснулся Петров, долго молча смотрел на товарищей, крутил головой, тер глаза. Протянул руку рядовому Ряскину:

– Ряса, ущипни!

Тот с удовольствием выполнил просьбу.

– Ой, чего ты, больно!

– Так сам просил!

– А что мы здесь делаем?

Рядовой Дунаев доложил обстановку. Рядовой Петров недоверчиво слушал и, казалось, не верил товарищу:

– И что делать будем?

– Пойдем своих искать, – ответил рядовой Ряскин. – Вот Дунай говорил, что он с дядей два раза на охоту ходил, ему и карты в руки.

Они двинулись в путь и к вечеру наткнулись на железнодорожную ветку с ржавыми рельсами и сгнившими шпалами. На рельсах стояли несколько десятков старых вагонов.

Попрыгав и пообнимавшись от счастья, они отправились по шпалам туда, куда приведут, но в какой-то момент те оборвались. Тогда товарищи решили переночевать в лесу, а утром пойти в обратную сторону, ведь где-то это полотно должно было соединиться с другим. Как сказал рядовой Петров:

– Тупик – это хорошо, потому как – факт. Если здесь тупик, то там – выход.

Утром с того места, где они заночевали, увидели озеро и, спустившись с холма, обнаружили старый дом и услышали высокий женский голос, выводящий песню так хорошо, что и скала прослезится.

– Идут на Север срока огромные…

Из личных записок доктора. Отрывок № 6.

Серебрянка, 1913 год

Я подозревал, что могло быть написано в этих дневниках, и, честно говоря, был сильно раздосадован такой поспешностью друга. Вернувшись домой, я, чтобы не углубляться в распутывание черных догадок, сразу же придумал себе приятное дело: сел писать в Турин своему другу Филиппо Новелли, замечательному художнику, а также знатоку потустороннего и необъяснимого. Описав ему магическое расположение усадебных треугольников, я приглашал друга своего приехать погостить, а заодно вместе разобраться в происходящем. Подыскивая нужные итальянские слова, я задумался, пытаясь сконцентрироваться на ускользающей иностранной лексике, так и провел остаток дня.

Среди ночи я очнулся в томлении. Достал и крепко прижал руками к груди футляр с ожерельем. Этот футляр был для меня своего рода машиной времени: с ним я путешествовал в воспоминаниях и мечтах, с ним любовь жила во мне и давала силы, с ним посещали меня самые далекие воспоминания и странные вещие сны. Воображение все дальше уводило к Марии Афанасьевне. И привидилось мне, будто села она на свое привычное место за стол, погладила и рассеянно пролистнула несколько книг, потом вздохнула и, подперев голову ладонью, уставилась на меня: