На мысе был найден императорский пингвин в периоде линьки. Хороший образец кожи.

Аткинсон нашел в его кишках цисты ленточной глисты. Совершенно ясно, что этот паразит не был перенесен с другого хозяина и что его история не похожа на историю любого другого солитера. Аткинсон сделал немалое открытие в паразитологии.

Сегодня ночью ветер повернул к северу и здорово дует. Мне не очень нравится положение судна, так как все время около него открываются льдины. Небо совершенно чистое, и я не думаю, чтобы ветер мог долго продолжаться при этих условиях.

Ренник установил пианолу. Он добрый малый, и нельзя по этому случаю не пожалеть его. Нелегко ему возвратиться на судно после того, как он одно время был назначен на берег для участия в экспедиции. Заведование складами и транспортом поручено Боуэрсу, поэтому Ренник вынужден был остаться на судне. Пианола отдана, собственно, в его полное пользование, и то, что он так заботливо установил ее для нас, говорит в его пользу.

Дэй объяснил, каким способом он полагает справиться с недостатками моторных саней. Он надеется на это, но боюсь, что особенно полагаться на машины нельзя.

Будет большой удачей экспедиции по устройству вспомогательных складов, если только нам удастся перевезти припасы и провести лошадей мимо Ледникового языка.

Сегодня подавались котлеты из тюленьего мяса, до того вкусно приготовленные, что невозможно отличить их от самых лучших говяжьих. Двум из обедавших я выдал их за говяжьи, и так как они не сделали никаких замечаний, то я признался в обмане только тогда, когда каждый из них съел по две котлеты. В первый раз я ем тюленье мясо, не замечая его особого вкуса. Вернее, в руках нашего повара этот вкус делается приятным. Повар, бесспорно, превосходный.

Суббота, 21 января. Недаром положение судна так беспокоило меня. Посреди ночи, почуяв недоброе, я вышел из дому и сразу увидел, что дело плохо. Лед ломался при северной зыби и свежеющем ветре. К счастью, ледяные якоря глубоко вошли в лед, и некоторые еще держались. Пеннел разводил пары, матросы возились с сорвавшимися якорями.

Мы послали на помощь людей с берега. В 6 ч утра пар был поднят, и я с радостью увидел, что судно повернулось к ветру, предоставляя нам собирать якоря и канаты. Оно отошло к западу. Почти сразу же после этого сорвался большой айсберг и сел на мель на том самом месте, которое только что занимало судно.

Мы провели день, перевешивая припасы, выбирая одежду для нашей санной экспедиции, и многое успели сделать.

Днем судно возвратилось к северной кромке льда. Ветер не ослабевал (около N30W), вдоль всей кромки лед был непрочный. Наши люди занесли туда ледяные якоря, и судно снова направилось на запад. Только я вышел на лед, прошел слух, что судно село на мель. Мы с лейтенантом Эвансом побежали на мыс и убедились в основательности этого слуха: судно сидело, видимо, прочно и в очень неловком положении. По‑видимому, оно пробовало обойти вокруг мыса и двигалось полным ходом, так как течение быстро сносило его к югу. Позднее Пеннел сообщил мне, что он действительно пробовал зайти за мыс, но из‑за сильного течения несколько времени подвигался кормой, пока не коснулся грунта.

При виде этой картины сердце у меня упало. Я отправил Эванса на китобойной лодке бросить лот, затем опять подобрал якоря, поставил людей на работу и в угнетенном настроении вернулся на мыс — смотреть и ждать.

Меня мучили назойливые мысли о судьбе шестидесяти человек, если судно не сможет возвратиться в Новую Зеландию. Единственным утешением была твердая решимость, несмотря ни на что, идти к югу, как было задумано. Меньшим злом казалась мне возможность полного освобождения судна при помощи лодок, потому что село оно, несомненно, при высокой воде. Это было, в сущности, печальным выходом из создавшегося положения.

Трое или четверо из нас мрачно глядели с берега на происходившую на судне суету. Видно было, как люди переносили груз на корму. После Пеннел рассказывал, что они в очень короткое время перетащили 10 тонн.

Первый луч надежды озарил нас, когда заметили, что судно очень медленно поворачивается. Потом мы увидели, как люди перебегали от борта к борту, очевидно силясь раскачать судно. От этого «Терра Нова» сначала стала ворочаться как будто быстрее, но потом опять остановилась, правда ненадолго. Машины все время давали задний ход. Вскоре стало заметно легкое движение. Но мы только тогда убедились в том, что судно сходит с места, когда с него и с китобойной лодки донеслись радостные крики. В тот же момент «Терра Нова» свободно пошла задним ходом и, к общему несказанному облегчению, наконец совсем снялась с мели.

Ветер упал, судно надежно пришвартовано к северной кромке припая; большинство команды, надеюсь, теперь отдыхает. Должен отметить великолепный стиль работы, продемонстрированный командой. Слов не нахожу выразить мое восхищение удивительной ловкостью, с которой был выполнен трудный маневр при самых неблагоприятных условиях. Начиная с Пеннела, все офицеры и члены команды самоотверженно выполняли свою работу на протяжении последних недель. Как радостно будет вспомнить эту бескорыстную помощь, которую они нам оказывают.

Вечером приходил Пеннел и все подробно рассказал. Он нравится мне с каждым днем все больше.

Мирз с Отсом ходили на Ледниковый язык и удостоверились, что лед там крепок. Нужно, чтобы он остался таким еще только три дня; нам поистине не повезет, если этого не будет.

Воскресенье, 22 января. Тихий день. Нечего записать.

Судно мирно стоит в бухте. Резкий северный ветер почти улегся к вечеру. Довольно тепло. Температура в доме сегодня вечером 63° [+18 °C]. Мы весь день возились с платьем, все усердно шили. Лошади, выделенные для восточной партии, сегодня утром были погружены на судно.

Понедельник, 23 января. Долго прожить в спокойных условиях в этих краях нельзя. Когда я сегодня встал в 5 ч, погода была тихая, прекрасная, но, к удивлению моему, в бухте между берегом и льдом оказалась открытая полоса воды и лед сплошной массой уплывал.

На судне это скоро заметили, снялись с якоря, послали к берегу шлюпку и вышли в море. Мы не прерывали своих приготовлений, но вскоре Мирз донес, что из южной бухты быстро уносит лед. Это оказалось преувеличением, но от берега действительно оторвалась громадная льдина. С целью разведки льда мы с Мирзом прошли до припая. К счастью, он простирался мили на две вдоль скалы, образующей наш мыс. Здесь мы открыли место, по которому можно спуститься лошадям, но без грузов. С этой минуты пошла страшная спешка. Работа закипела. Мы отправили на судно все сани для перевозки провизии и корма. Через час пойдут, надеюсь, собаки со сбруей для лошадей и прочим, т. е. отправляется все, что требуется вспомогательной партии для устройства складов, за исключением лошадей.

По моему распоряжению лошади завтра утром должны будут пересечь мыс и затем по льду направиться на юг. [49] Невольно молишься, чтобы лед продержался всего несколько часов. Путь в одном месте лежит между айсбергом, находящимся на открытой воде, и большой полыньей перед глетчером. Лед в этом месте может оказаться слабым, и узкий перешеек каждую минуту может переломиться. Мы рассчитываем почти что на минуты. Если все будет хорошо, завтра утром, когда придут лошади, я отправлюсь на судно и оно тотчас же направится к Ледниковому языку.