— Но я всё равно не понимаю. Вы здесь уже пятнадцать лет, а колыбели Турии по-прежнему пусты.

— Может ли человек остановиться, когда он обрёл неведомое ранее могущество? Не думаю… Мне кажется, что Турия обречена. И только после смерти она возродится вновь… Только почему ты ищешь ответ о спасении народа, чуждого тебе?

— Что должно умереть, то умрёт, — пробормотал я, но Дана на удивление меня услышала.

— Ты встречал Мать всех Матерей?

— Однажды я встретил её в пустыне, но тогда ещё не знал, кто она. Арэя видела её во снах.

— Значит, Лалоба была права, — она тяжело облокотилась о стену. — Мать всех Матерей редко сидит на одном месте, но иногда она возвращается к истоку, к высохшей пустынной роще. А теперь оставь меня. Магия Дэвии течёт здесь слишком бурно, истощает тело.

— Вы имеете в виду те высохшие деревья на границе пустыни?

Но госпожа Дана не ответила мне. Бросив голову на грудь, она пребывала в забытье и тяжело дышала. На следующее утро Правительницы земель Турии не стало.

Глава 24 «Арэя приходит к шейху»

С тех пор, как Далия пообещала оказать мне помощь, прошло полгода. За это время я научилась вырисовывать восьмерки бедрами настолько, что Майе уже не требовалось обращаться с поднятыми руками к небесам, призывая пустынного Бога помочь ей в этом «безнадёжном» деле. Ещё Далия настояла на том, чтобы я посещала класс астрологии, что мне пришлось совсем не по душе. Но, как оказалось, зря. Ведь занятия проходили по ночам, а значит я могла любоваться звёздным небом пустынных земель. Каждый день я разделяла с другими женщинами гарема трапезу. Каждый день училась у них искусству неспешности речей и лукавых улыбок. Каждую неделю Далия отводила меня в купальни, где из раза в раз повторяла свой обряд омовения. Всё больше я замечала, что моё тело становится более податливым, текучим и расслабленным. От местной кухни фигура приобрела неведомую ранее мягкость и округлость. Я научилась подводить глаза чёрной краской так, как это делали другие, а потом и говорить взглядом то, чего нельзя было произнести вслух. Особенно этот навык помогал тогда, когда мои занятия с Наньи не оставляли у меня ничего, кроме ощущения крайней безнадёжности. Местный язык давался мне непросто, длинные гласные сливались в одни и те же долгие звуки, которые я никак не могла разделить. И вот, однажды вечером, Далия застала меня в своей комнате за очередным корпением над местным языком.

— Арэя, ты тут, — аккуратно заслоняя спиной дверь, сказала она.

— Что-то случилось? Вам удалось найти для меня проводников?

— И да, и нет. Слушай. Ах, как же неудачно всё сложилось! Проводники действительно нашлись, вернее только один, но этого очень мало, милая. И я не знала этого человека раньше, не могу за него поручиться. Но дело даже не в этом. К Илхаму прибыл мужчина, говорят, знатный, из высших кругов. Господин приказал мне подготовить тебя, завтра ты предстанешь перед ними.

— Что? Нет-нет-нет. Далия, вы же знаете, я не могу! Вы можете помочь мне бежать прямо сейчас?

— Прости, я отправлю весточку проводнику, но мои способы связи с ним работают очень медленно, у меня нет возможности связаться напрямую. Я думаю, что это можно будет сделать завтра, после того как ты предстанешь перед господином и его гостем.

Что ж, если после этого мне предстоит быть свободной, то один вечер с Илхамом я как-нибудь выдержу. Поэтому я ответила:

— Хорошо, я пойду к Илхаму, но что я должна там делать? Может нагрубить этому человеку, ты ведь знаешь, я просто могу вести себя так же, как и при первом знакомстве!

— Нет, шейх заподозрит неладное. Делай то, чему мы тебя здесь учили: будь женщиной!

Весь следующий день Далия водила меня от одной наложницы к другой, готовя к вечеру. Одни помогали мне в купальнях, другие втирали в волосы заранее подготовленные Далией масла, обтачивали ногти, красили глаза. Я чувствовала себя частью важного обряда, ведь каждая из женщин вкладывала в этот процесс столько старания. Со мной обращались не как с принцессой, но как с главным сокровищем мира. И когда весь процесс подготовки был закончен, я сама чувствовала себя этим сокровищем. Далия вошла в комнату и посмотрела в зеркало, напротив которого я стояла.

Серебристые, переливающиеся при свете свечей шаровары были слегка прозрачными и многослойными, и лишь немного демонстрировали наготу ног, но только их, не затрагивая интимных мест, где ткань была сшита более плотно. На груди черный, расшитый серебристой бахромой лиф. По рукам от лифа струящиеся под стать шароварам рукава. Черные, как никогда блестящие и здоровые волосы, были распущены. К моему удивлению от трав Далии они вновь отросли и стали гораздо длиннее, чем до того, как я их отрезала. Серые глаза подведены густой стрелкой почти до самого виска. На лбу венок-украшение из маленьких серебряных лун, уменьшающихся и утолщающихся. По бокам к венку прикреплена небольшая вуаль, закрывающая лицо, которая оставляла открытыми только глаза. Вот так, почти обнаженное тело и прикрытая тканью улыбка. Но у меня есть голос. Голос моего тела. Голос моего взгляда. Я подумала о том дне, когда мне нужно было выходить на арену. Тогда я боялась, но сейчас мне было не страшно. В зеркале отразился восхищенный и задумчивый взгляд подошедшей сзади Далии:

— Сегодня в полночь я выведу тебя к проводнику. А сейчас идём.

Мы шли по тому же коридору, по которому Далия вела меня к Илхаму в первый день нашей встречи. За дверью слышались звуки музыки. Мы отворили дверь и вошли внутрь. Как и в первый день возле шейха на низкой подушке сидел мужчина. Он был стройным, одет в белые одежды, плотно застегнутые до самой шеи. Однако в этот раз свет был более приглушённым, и я не могла видеть его лица, лишь длинные пальцы, покоящиеся на расставленных коленях. Илхам улыбнулся.

— Приветствую тебя, дочь пустыни.

— Добрый вечер, господин, — ответила я на его родном языке.

Шейх довольно улыбнулся и кивнул головой. После всего, что мне рассказали о нём Наньи и Зинат, я пыталась посмотреть на него по-другому. И всё же не могла. Даже зная то, что он сделал добро моим новообретенным подругам, он всё равно оставался тем, кто украл меня и, возможно, убил Таро и Марию.

— Моя Жемчужина поведала мне, что тебе знакомо искусство танца. Не порадуешь ли ты меня и моего гостя?

Не дождавшись ответа, он дал сигнал рукой музыкантам, и