В просторной горнице было уже светло – ночи уж становились короче. Машутка попыталась потушить огонь – яркие блики упали на лица поднимавшихся Елену и Михаила, и Мария остолбенела. Только сейчас она поняла, чем завораживал ее Михайло, почему один его взгляд заставлял повиноваться. Как две капли воды были похожи глаза ее мачехи и Михаила: несмотря на старость Елены, можно было угадать их одинаковый разрез, но главное, они были того же самого глубокого синего цвета. Даже смотрели они как-то похоже: пронизывающе, испытующе, заставляя беспрекословно подчиняться.

Уже за столом Мария никак не могла отделаться от странного чувства, что потолковав с ее мачехой, боярин словно впитал в себя какую-то ее часть; обычно разговорчивая, она молчала, тупо переводя взгляд с одного на другого.

В конце трапезы Михайло с Еленой опять остались одни, под каким-то предлогом спровадив Марию, и не спеша обо всем потолковали. Был у Елены на примете случай – вот-вот родила одна баба, да муж, прознавший что был у них в доме в его отсутствие гость незваный, не хотел признавать ребенка своим. Убью, говорит, и тебя и его, коли мне на глаза с ним появишься. Потом, правда, поостыл немного – сказал, мол, так и быть, пусть домой возвращается, только без мальца. Бедная баба и не знает, что теперь делать-то – куда она с малым дитем пойдет. Мать померла давно, а муж побранит, поколотит, да и спустя немного снова жить ладно бы начали, но не погубишь же родное дитя.

Вот и подумала Елена, что сразу и бабенке той жизнь наладит, и Михаилу. Ежели она узнает, что ни куда попало – в боярскую семью ее чадо попадет, непременно согласится. На том и порешили – сходит сперва Елена к той бабе, потолкует, а там видно будет.

Елена давно закончила беседу, а Михайло все никак не мог решиться выяснить самое главное – на самом ли деле Елена – его тетка или это случайная ошибка. Наконец, собравшись с духом, сказал:

– Знаете, Елена Павловна, а я ведь не затем сюда шел, хоть и нужна была помощь, не о том сперва спросить хотел.

Елена, которой казалось, что она верно все про москвича подметила, подгадала, как его дело лучше обстряпать, на этот раз удивилась:

– Так что ж ты молчишь, выкладывай.

– Машутку мне вверяете, а даже не спросили, какого я роду, ­племени, чьих кровей и жена моя.

– А почто мне знать это, люди ведь душами различаются, не именами, – мудро оправдалась Елена.

– Верно, да не совсем, – возразил Михайло. – Батюшку своего, Захара Фатеева, я не помню даже – помер он, мне еще и года не было. А вот по матушке Селин я, Анной мою мать звали, – Михайло выжидающе замер.

– Внучек значит, – оторопела Елена. На глаза ее навернулись слезы. – Хоть перед смертью дал Господь успокоиться. Ну, подойди поближе, обниму разок тебя, гостьюшка нежданный!

Михайло даже предполагать не мог, что так тепло примет его старая тетка, по всему Новгороду славившаяся своим дурным нравом.

– Неужто жива Аннушка? – то ли сама себе сказала, то ли спросила Елена.

– Нет, царствие ей небесное. Был в Московии пожар – погибли они вместе с крестным…

И вновь между ними затянулся долгий разговор – рассказывали друг другу о своей жизни нашедшие наконец друг друга родственники.

История Михаила вызывала у Елены разные чувства: и жаль ей было, что когда-то не помогла Анне – ведь так и сошла она в могилу, не простив свою родственницу, и обидно, что сама осталась без детей, но в то же время и радостно, что Господь оказался милостив к единственной родной кровиночке.

Внимательно глядя на Михаила, она все больше осознавала существующую между ними родственную связь. Казалось, какое-то внутреннее чутье будило в ней далекие воспоминания, шевелило кровь, не давая угомониться и без того неспокойной душе.

Когда Михаил закончил, Елена ясно начала осознавать, что же она хотела рассказать внучку.

– А ведь в нашем роду всегда так бывало – кому-то счастье приходило, а кто-то никогда не умирал своей смертью. Вот и у тебя, смотрю, все бы ничего, да детишек нет. И тебе немного счастья не хватает.

– А знаешь, – продолжала старуха, – я ведь могу тебе рассказать, почему не во всем тебе везет. Давно уж это было, дитем неразумным я была, рассказывала мне матушка одно предание.

Есть, сказывала она, в нашем роду тайна какая-то. По старости я забыла, в чем там дело, что тому началом было, но точно помню вот что. Был перстенек один, который наш предок еще носил, и дивная сила в нем кроется. Кто носит его из нашего рода, тому во всех делах как будто кто-то помогает. Удачу он приносит и благополучие, а воины особенно его ценят: словно неведомая рука носящего тот перстень от вражеской напасти защищает. Все воины нашего рода, имевшие этот перстень, вернулись победителями после ратных битв. А кто беден был, заполучив тот перстень, богатство приобрел.

Вот только одно плохо – не могли как-то братья тот перстень поделить – каждому хотелось богато и счастливо жить – передрались, переругались, да кто-то из чужих про перстень прознал. С тех пор за перстнем охотятся многие – вот и исчез он, а кто им последний раз владел, того никто не ведает.

Девчонкой была я еще тогда, думала, мать сказку рассказывает. А когда взрослой была, еще раз эту историю услышала: когда двоюродного братца – он один тогда в семье остался – конь норовистый сбросил. Я тогда за ним ходила, на руках у меня он умер, а перед смертью ту же самую историю рассказал – в такие минуты не до сказок. Жаль, говорит, что не мой тот перстень – одна ты у меня родная кровинушка и осталась, вот бы и передал его тебе. Просил у меня на руках: найди тот перстень, и вновь вернется сила и слава нашего рода.

И еще об одном попросил, как сейчас его слова помню:

– Не теряй, Аленка, родню, держитесь друг за друга, словно сосунки за мамкину титьку. Не разругались бы когда-то наши родственнички, были бы мы богаты да удачливы. Найди, если можешь, тот перстень, да потом детям своим передай – и не будешь, как я, в муках умирать.

Не смогла я его просьбу выполнить – по молодости да по глупости, но и не старалась сдержать данного обещания, за то, наверное, Господь и наказывает. Молод, силен и неиспорчен душой еще, оттого Христом-Богом молю: хоть ты исполни желание покойного. Нашел бы, Мишенька, ты тот перстенек, я бы спокойно помирать могла.

Михайло слушал Еленины речи и дивился. Как родного отца любил он покойного Василия, жизнью рисковал из-за Настеньки, но только перед матерью испытывал какой-то неописуемый трепет. И вот это чувство опять повторилось – вспомнил Шорин тот же самый, хотя и меньшей силы трепет в первую встречу с Еленой Павловной и понял, что не пустая байка слова его старой родственницы.

«Знать, на самом деле есть какая-то тайна у нашего рода, – думалось Михаилу, – раз могу я в человеке родственника признать».

Словно от змеиного укуса, странные думы проникли в душу Михаила от такой догадки, наполняя ее дотоле неведомым ядом. И, сам того не замечая, Михайло страстно возжелал заполучить этот перстень, завладеть его волнующей силой, проникнуть в семейные тайны.