– Они хитрые, – говорила Дервла. – Переоденутся – сразу и не отличишь. Людей крадут, а кого и зарежут. Хутор – их рук дело. Мои все тут под домом схоронены. Кого жалко – так это детей. Здесь их немало осталось, поэтому раз в месяц или два из Эфраима приезжают, собирают их по всей стране. Но хуже всего – халифат. Тут по полям все фермы бандитами захвачены, новый порядок строят, свое бандитское государство.

– Тебя с твоей бороной прихлопнут и даже не заметят.

– Плевать. Да и мир не без добрых людей, отобьемся!

Получив шлем, Дервла мгновенно напялила его на свою белокурую копну. Он смотрелся на хрупких женских плечах как шлем старинного водолаза на субтильной семикласснице.

– Вау! Как днем, ей богу – прямо как днем!.. Эй – а какого черта тебя не видно?

– Между прочим, он на свету подзаряжается, – сказал Постников.

Дервла еще раз сказала «вау» и стянула шлем.

– Разглядела бы тебя – не промазала бы и в полночь! Эх, мне бы такой прибор пораньше…

Постников спросил:

– Насчет трубки… А сама не боишься заразы? Опять же могилы под домом?

– У меня тут родник, говорю, вода прямо лечебная бежит. Кстати, сейчас кору заварю в кипятке.

Отвар темно-коричневого цвета оказался невыносимо горек, и отхлебнувшего из щербатой чашки Постникова перекосило. Но он все же заставил себя выпить еще несколько глотков. Горячее пойло вскоре отозвалось расслабляющей истомой во всем теле. Незаметно установилась ночь, но звезд в непроглядном пасмурном небе совсем не было видно, только внизу, на юге, высветились какие-то поля таинственных неподвижных светляков.

– Что там такое светится? – кивнул туда Постников.

– В той стороне начинаются топи, – ответила Дервла. – Болотные огни за торфяником, в сумерках туда соваться никому не следует. У нас раньше поговаривали «осенняя ночь наступает быстрее, чем камень падает в торфяное болото». Места жуткие.

– Слушай, тут такое дело. Мне тут назначили встречу, нужно ждать на твоем хуторе. Если придет за мной человек по имени Брендан Лофтус, скажи: я ушел искать жилье на юг. Нельзя ли эту ночь где-нибудь переночевать на хуторе? Я чертовски промок и уже неделю недосыпаю.

Дервла ответила:

– В хуторе ночью собаки тебя точно загрызут. Я дам тебе факел – иди в поле, там прошлогоднее сено не убрали, потому что некому. В стогу переночуешь, залезай поглубже, да курить не вздумай – мне это сено, в отличие от тебя, еще пригодится. А на юге отсюда есть фабрика Хаттаба. Этот самый Хаттаб – дырка от задницы. И я думаю, что это именно он своих уродов на мой хутор и навел. Я с ним еще разберусь, а пока что он вроде как работников ищет – уборочная не закончилась. А теперь иди и больше не возвращайся, точно ведь пристрелю!

Прикрываясь ладонью от слепящего факельного пламени, Постников осторожно ковылял по неровному сжатому полю, пока не отыскал скирду старого слежавшегося сена. Погасив огонь, проковырял в сене нору, заполз внутрь и задремал, когда немного унялась дрожь.

«А отвар все же действует – притихло ведь нутро», – подумал он, проваливаясь в темное забытье…

14 глава

Снилось, если говорить честно, черт знает что. Лезла в голову всякая дрянь, но самое скверное – холод. Отвратительной оказалась постель из лежалых луговых трав.

Робко брезжил рассвет, когда Постников, продрогший до самых печенок, очнулся от прерывистого полузабытья и выпростался из сена. Разогнувшись, он понял – идти поначалу будет нелегко. Привычная боль в ногах – это еще полбеды, а не угодно ли получить к ней еще и мелкий озноб, ужиться с которым нет никакой возможности.

Зато одичавшие собаки так и не показались. Теперь следует побыстрее отыскать тихое место и отлежаться хотя бы пару дней в покое и тепле. Отоспаться, обсохнуть и обогреться. Главное – чтобы не на ветру и не в проклятущей мороси.

Привычным движением он сунул руки в лямки, закинул полегчавший мешок за спину и заковылял прочь с кочковатого поля. К счастью, земля в этих местах давала небольшой, но чувствительный уклон к югу, поэтому шагалось легче. Да и ноги скоро размялись, кровь разогрелась, и стало очень даже терпимо. Приободрившийся Постников смотрел по сторонам и думал, что на этом черноземе должна хорошо вызревать картошка. Он мало смотрел себе под ноги, и поэтому растянулся во весь рост на жухлом дерне, потому что правая нога чертовски неудачно воткнулась в сусличью нору. Поднявшись и отряхивая штаны, Постников приметил, что прямо впереди из-за черемуховых зарослей выглядывала решетчатая проволочная изгородь, а позади нее торчали бурыми метелками ряды переспелой и неубранной кукурузы. Он подошел ближе и направился вдоль ограды. Решетка оказалась длинной, как будто забор военной части или завода, но он упрямо шагал, пока не обнаружилась калитка, запертая изнутри на амбарный висячий замок. Постников взялся за калитку обеими руками и встряхнул. Где-то близко залаял пес и тревожно звякнул цепью. За ограждением появилась пожилая женщина в черном, она испуганно смотрела на того, кто шумел возле калитки.

– Вы только не пугайтесь, – сиплым и несомненно преступным голосом выдавил Постников. Язык его одеревенел и шевелился с трудом. Он сразу понял, что после таких звуков его надежды на ночлег улетают, словно дым. Но черная женщина открыла калитку, вышла за изгородь и остановилась в паре метров от него.

– Все бредут и бредут, – сказала она, жалостливо и тревожно разглядывая пришельца. – Переводу вам все никак нет!

Постников не нашелся что ответить. Да и в самом деле – что тут было говорить? Вид у него и в самом деле был не версальский и в высшей степени предосудительный. Сколько дней прошло в пути – недели три или все же меньше? Обувь истрепалась в хлам и вечно не просыхала, а куртка и брюки полезли клоунскими лоскутами на всех этих лесных колючках. Он подумал, что смахивает на лешего, заросшего дикой щетиной и почти забывшего, как разговаривать по-человечески.

– Возьми, поешь, – быстро сказала черная женщина. В ее руках появился какой-то пестрый узелок, она ловко распутала его и протянула Постникову пластиковую бутылку воды и бумажный сверток в пятнах масла. Крепко и давно оголодавший Постников мгновенно втянул носом райский аромат – в промасленную бумагу был завернут домашний пирог, несомненно, самого умопомрачительного вкуса. Поперхнулся и закашлялся от мгновенного притока слюны.

– Он вкусный, с рыбой, только снизу пригорел – так ты его отскреби, чтобы пригар не проглотить. А то уж хотела собаке отдать, – говорила женщина, в то время как оборванец уже оторвал полпирога