— Люся обмолвилась, что с какого-то времени ей стали поступать послания.

— Послания? — переспросила Цветкова.

— Именно. Впервые она увидела записку на туалетном столике в гримерной, затем еще где-то…

— И что было в этих посланиях? — спросила Цветкова.

— Я тоже ее спрашивал об этом. Люся начала кричать, была готова наброситься на меня с кулаками. Потом понесла какую-то околесицу.

— Мне было интересно послушать, — пояснила Яна.

— Она сказала, что объявилась ее дочь, которая пишет ей ужасные письма, типа «Как ты могла так со мной поступить?», «Как ты жила все эти годы? Не мучила ли тебя совесть?». Эти записки появлялись и у нее дома, и на работе. То в шкафу, то в сумочке… Это стало для Люси кошмаром, который ее преследовал.

— Почему она пришла к вам? — спросила Яна.

— Потому что поверила, что у нее есть дочь. А еще она узнала от окружающих, что почти год провела в больнице. Вот Люся и поняла, что если что и могло произойти с ней такого необычного, то только в тот период. И пришла ко мне, чтобы узнать правду.

— И вы ей рассказали? — спросила Яна.

— Я не смог… нет… — покачал головой Аркадий Борисович. — Но я думаю, что мои слова для нее уже ничего не значили. А я вот с тех пор почувствовал недомогание и когда узнал, что ее снова везут в таком же состоянии к нам… сердце не выдержало. Ну что ж, и так пожил много и нагрешил много.

Навещать психически нездоровых людей без разрешения было нельзя, но Яна положила санитару в карман тысячную купюру, и он молча довел ее до палаты без таблички и многозначительно посмотрел на Цветкову. Этот взгляд означал, что времени у Яны не так уж и много. Так же молча санитар удалился.

Яна вошла в палату с двойными решетками на окнах и присела на кровать, на которой лежала Люся.

— Яночка, это ты! Я так рада тебя видеть, — рассмеялась Люся.

— Я в последнее время живу на два города, не отпускает меня этот «веселый Новый год», — ответила Яна.

— По-моему, все ясно, — пожала плечами Люся. — Во всей этой истории виноват ненормальный псих-маньяк, и этот псих-маньяк — я. — Люся немного помолчала, а потом, внимательно посмотрев на Цветкову, сказала: — А ты хорошо выглядишь, челка отросла, ресницы и брови тоже.

— Мозги вот только никак не встанут на место, — задумчиво произнесла Яна.

— Они у тебя всегда такие были, — снова рассмеялась Люся. — Если вообще были.

— Спасибо. Ты во всем призналась?

— Могу и тебе все рассказать, хоть ты и не следователь и мне не очень приятно это повторять… Я вспомнила… А когда вспомнила, так сразу позвала доктора и во всем ему призналась. А потом уж приехал этот ненормальный сыщик. И как таких в следователи берут? Он как дитя малое… все время удивлялся. Разве ж так можно себя вести при такой-то профессии?

Яна засмеялась.

— Он всю жизнь занимался обычной бытовухой, а тут попал в настоящий кошмар. Что ты хочешь?

— Может быть, может быть… — задумалась Люся. — Осознание, что у меня есть дочь, свело меня с ума. Я забеременела от одного подонка, из-за этой ситуации и попала в психушку… Я так ненавидела это дитя дьявола… он не должен был родиться, и я не допустила бы этого, если бы у меня была такая возможность. А врачи воспользовались моим беспомощным состоянием и сделали все, чтобы эта… появилась на свет.

Глаза Люси сверкали стальным блеском, речь была четкой и жесткой. Но Яна выдержала ее взгляд и ждала продолжения.

— И эта дочь стала мне писать, что скоро будет рядом со мной… что у нее есть одно преимущество, что она знает, кто я, а я нет. Что она меня найдет, что она что-то сделает со мной… И у меня началась паранойя. В каждой приближающейся ко мне молодой и незнакомой женщине я видела ее. Мне было уже все равно, подходят они по возрасту или нет… Я убила этих двух актрис, этих самозванок, и нисколько об этом не жалела. Я очень надеялась, что эти письма от дочери, сводящие меня с ума, прекратятся. Я только этого хотела. Как я совершала убийства, куда дела орудие преступления, я плохо помню, да оно и понятно… в моем-то состоянии! — улыбнулась Люся. — Меня уже признали полностью недееспособной, и остаток жизни я проведу в этой закрытой больнице… А тебе, Яна, не следует мучиться и приезжать сюда. Мне хватает слез твоей матери, она очень переживает за меня. Ну, раз уж пришла, скажи, как там дела у всех наших? — прищурилась Люся, и сразу же черты ее лица смягчились, оно стало добрым.

— У наших? — переспросила Яна, собираясь с мыслями. — Киношники уехали… Не стали они снимать сказку в нашем болоте, но театр наш не пропал. Нашлись спонсоры и отстояли ТЮЗ!

— Как хорошо! — заулыбалась Люся. — А у тебя получилось с тем красавчиком?

— С Петром? — уточнила Яна. — Нет, я же не голодная собака, чтобы на всех бросаться, словно на кость. Петр был галантен, сильно не настаивал, но координаты оставил, обещал после съемок в Альпах навестить.

— Так они все же снимают сказку? — спросила Люся.

— Ага! Только теперь в Европе, в Австрии, по мотивам сказки «Хозяйка Медной горы».

— Нашу Викусю выгнали из массовки? — уточнила Люся.

— Выгнали… но она не расстроена, а даже наоборот. В ТЮЗ приехал молодой амбициозный режиссер из Москвы и к новому сезону ставит спектакль «Мэри Поппинс, до свидания!». Пригодился даже старый реквизит. Например, большой зонт, с которым моя мама играла Старуху Шапокляк. А на главную роль берут Вику. Она с этим большим черным зонтом будет прилетать и улетать на тросах. Бесстрашная девочка! У нее сейчас аж глаза горят! Еще бы, главная роль! — сказала Яна.

— Наконец-таки ей повезло! Я уверена, она сможет, — с удовлетворением отметила Люся.

— Илюшин как и пил, так и пьет, но в больницу больше не попадал, — продолжила Яна.

— Понятно… хотя бы у этого старого черта все идет по-старому, — усмехнулась Люся.

— А что ему будет? Его ничего не берет… Плохо, что у тебя все так вышло, — сказала Цветкова.

— Я совершила преступление и должна за это ответить. Плохо, что у меня с головой так случилось, а в этом уж кто виноват… — вздохнула Люся.

— А кто изнасиловал тебя? — спросила Яна.

— Ну ты даешь! Я не помню. Помню, что у меня на голове мешок какой-то был… А там уж… голова с детства слабая была, вот и поехала… Я устала, если честно, Яна. Езжай в Москву и живи спокойно.

— А ты не думала, что Вика может быть твоей дочерью? Она тоже молодая женщина и рядом? — спросила Яна.

— Все-таки не унимаешься? Вот чего тебе, Яна, не хватает по жизни? Молодая, красивая и все лезешь и лезешь куда-то.

— Нет, мне просто интересно. Ты ей только счастья желаешь, а других убила.

— У меня голова больная, спроси у нее, — ответила Люся. — Вика с нами в театре уже больше двух лет… А письма с угрозами стали приходить недавно… А тут еще эти киношники понаехали… Вот я на них и оторвалась. Устала я… — повторила Люся.