— И что вы сделали? — похолодев, спросила Яна.

— Помог мой друг-гинеколог… Кстати, он тоже от этой ситуации был далеко не в восторге. Помог, потому что друг, потому что завяз так же, как и я… Его бы тоже посадили. После истории с Люсей и нашей дружбе пришел конец, мы словно хотели все забыть, а когда видели друг друга, это напоминало о нашем криминале. Но ему тоже было некуда деваться. Он приехал ночью в клинику, принял роды. Люся ничего не поняла. А у него были пациентки женщины, которые долго лечились, но так и не смогли забеременеть, подумывали об усыновлении. Вот одной из таких бездетных пар и достался этот ребенок. Нелегально.

— А этой паре сказали, что ребенка родила психически нездоровая женщина? — спросила Яна, хотя она уже знала ответ.

— Конечно, нет. Сказали, что криминальные роды на дому, что ребенок не нужен. Они бы не взяли, если бы сказали всю правду.

— А кто родился? — спросила Яна.

— Я не присутствовал на родах, — сразу же ответил Аркадий Борисович, словно хотел отгородиться хотя бы от этого. — Мой друг сказал, что родилась девочка и вполне здоровая.

— А имя друга? — спросила Цветкова.

— А вот это даже под пытками не скажу. Зачем? Спросить и его про тот жуткий случай? Или кому он отдал ребенка? Так эта тайна ушла в мир иной вместе с ним. Он умер лет восемь назад, как говорят, от тяжелой и длительной болезни. Заслуженный врач, миллионы благодарных клиентов, и вот такой нелицеприятный случай в его практике. А ведь как ни крути, то, что он сделал, было единственно правильным решением. Мы спасли того, кого девять месяцев спасали, — ребенка. С матерью его оставлять было нельзя, она бы убила ребенка… Это я точно знаю. Я больше скажу… — Аркадий Борисович приподнялся на локтях и поманил Яну к себе пальцем. Она наклонилась. — Я понял одну вещь. Конечно, у Люси слабая психика была с детства, но чтобы войти в такой ступор, должно произойти что-то ужасное. Из ее речи о дурных семенах, которые в ней дали всходы, о каких-то цветах и сорняках я понял, что эту женщину изнасиловали, и подсознательно она чувствовала зарождение в себе новой жизни… Если бы я понял это сразу, то сообщил бы в правоохранительные органы, хотя они ничего бы от нее не добились. А уж через девять месяцев я не мог никуда обращаться. Вот такая история… — вздохнул Аркадий Борисович.

— Но я знала Люсю нормальной, вполне адекватной, — растерянно произнесла Яна.

— А сработала моя задумка! — рассмеялся психиатр. — Примерно через неделю после родов Люся пришла в себя. Она ничего не помнила — ни что с ней происходило, ни что она в психиатрической больнице, ни тем более что родила. Еще она не понимала, сколько времени провела у нас. Конечно, я ее отпустил и очень надеялся, что она никогда не вспомнит, что с ней случилось.

— Я разговаривала с медсестрой из вашей психиатрической больницы. Она была как раз на смене, когда привезли Люсю, и узнала ее. Но узнала не потому, что Люся лечилась здесь много лет назад, а потому, что незадолго до этого видела, как Люся приходила в клинику и сильно ругалась с вами.

— Ничего от вас не утаишь. Вы точно не сыщица? — спросил Аркадий Борисович. — Хотя… какая мне разница? Я уже все сказал, мне все равно.

— Я не сыщица, но я хотела понять и разобраться, — повторила Яна.

— Сколько лет прошло с того жуткого случая… Я перестал думать о Люсе, жил, работал… И вдруг как гром среди ясного неба является она. Бледная, напряженная. И знаете, я ее сразу же узнал. Она не очень и изменилась. Худенькая, с большими глазами и таким особым выражением лица. Да, я узнал ее сразу! Не могу сказать, что у меня дрогнуло сердце, и все же это был волнительный момент. А она просто приперла меня к стенке вопросами…

— Какими? — спросила Яна. Аркадий Борисович молчал, а потом внезапно заявил:

— Выпить хочется…

— Вам нельзя… наверное.

— Я настаиваю.

— Да где я вам сейчас найду? — растерялась Цветкова.

— Заведующему отделением носят коробками, а он непьющий! И очень нервничает по поводу такого несовпадения! Но он нашел выход из сложившейся ситуации — продает любую бутылку, подаренную ему, за тысячу рублей. Хотя бутылка может стоить и все двадцать пять… Вот, возьмите деньги…

— У меня есть! — отмахнулась Яна. — Вам что брать?

— Ну, коньячку бы… И помните, все по тысяче.

Яна кивнула и вышла из палаты в поисках заведующего. Она нашла его в кабинете, за компьютером.

— Вам чего? — спросил заведующий, увлеченный какой-то компьютерной игрой…

— Мне это… напиток богов… ну, тот, который за тысячу…

— Для Аркадия Борисовича, что ли? — усмехнулся заведующий. — Старый жук!

Яна не стала выяснять, почему психиатр — старый жук, и вопросительно посмотрела на завотделением.

— Вино? Красное или белое? — спросил он.

— Коньячку бы… — протянула Цветкова и положила на стол тысячу рублей.

— Бренди есть дорогое… Виски… — Заведующий напоминал продавца в винно-водочном магазине.

— Коньячку бы… — как заведенная повторяла Яна.

Заведующий вздохнул и открыл дверцу шкафчика у себя за спиной. У Яны глаза на лоб поползли.

— Вот это выбор!

— Ага! Несут и несут… Словно это главное для меня. Жалко, что ли, деньгами доктора отблагодарить. Или несли бы масло, мясо. А зачем все эти бутыли? Да если бы я это все выпил, представляете, как бы у меня тряслись руки! Разве бы я смог проводить такие сложные операции на сердце?

Похоже, вопрос со спиртным на самом деле был для заведующего болезненным. В итоге Яна взяла бутылку французского коньяка и вернулась в палату психиатра.

— Наливайте! — кивнул Аркадий Борисович.

— Мне было велено не больше ста грамм.

— Лейте хоть столько! Разбередили старые раны, — махнул рукой Аркадий Борисович.

Яна наполнила пластиковый стаканчик.

— Я один не буду. И это не прихоть, а мой принцип.

— Я не очень хочу.

— Пригубите, — не сдавался Аркадий Борисович.

Яна подчинилась.

— Так вы хотите знать, о чем меня спрашивала Люся, придя в отделение? — наконец-таки вернулся к беседе Аркадий Борисович, явно расслабившись и повеселев.

— Ну а как вы думаете? Конечно, хочу знать, — подтвердила она.

— Она сказала: «Я знаю, что родила у вас в отделении много лет назад. Что вы наделали? Как могли все эти годы спокойно жить?..» В общем, она высказала мне все то, чего я так боялся услышать, — ответил психиатр, делая очередной глоток.

— Неужели она вспомнила? — через паузу спросила Яна.

— Нет, это невозможно… Тем более через столько лет, — ответил Аркадий Борисович. — Ей кто-то сказал.

— Но кто? — удивилась Яна.