Какие демоны терзали его измученную душу? И были ли они рождены едино обстоятельствами? Джордж всегда был одержим несбыточными желаниями и, останься со мной, неужели не поддался бы им? С кем бы тогда жила я? С мстительным ли брюзгливым человечишкой, готовым излить желчь на любого, кому хоть в чем-то повезло больше? Или же с супругом милосердным и разумным?

Не знаю.

Однако сейчас Джордж доставил семье очередное неудобство: мне следует решить, как поступить с Патриком. Признаться, сама мысль о принятии в дом чужого человека, каковым Патрик, несомненно, является, внушает мне глубочайшее отвращение. Он рожден не в законном браке, от женщины, о которой мне известно лишь имя и то, что была она католического вероисповедания, а значит, почти что язычницей. И пусть не имею я зла против нее, но следует признать, что грешная душа эта томится в аду, терзаемая едино за неверие.

Господи, что я такое пишу? Неужели мелочность и злость, каковыми пропитано письмо Джорджа, заразили и меня? В чем виновна та несчастная? В том, что скрасила изгнание того, кого любила я? В том, что, исполнив долг, подарила ему сына? В том, что сын этот явился в мой дом и привнес смущение в мою омертвелую душу?

Не чужих грехов – собственных мне надлежит бояться.

И я не стану прогонять Патрика, как не стала бы отказывать в помощи любому иному своему родственнику. Обязанность моя состоит в том, чтобы принять этого мальчика и устроить его жизнь, как я устраиваю жизнь собственных детей.

У меня нет сомнений, что Джорджи не обрадуется появлению кузена. Брианна воспримет его с пылким восторгом, свойственным ее юному возрасту.

И что делать мне?

Не знаю.

Сейчас я должна еще раз поговорить с этим мальчиком, прежде чем решиться на то, о чем, сколь видится, не единожды буду сожалеть.

Милый Кэвин, спешу тебе сообщить преудивительную новость: у меня объявился кузен.

Или нет, не так: у меня объявился кузен из Америки! Вот сейчас ты недоуменно перечитываешь строки, пытаясь понять, шучу ли я. Однако уверяю: все вполне всерьез. Помнится, я как-то упоминал о моем пропавшем дядюшке, который пытался стать художником – матушка сентиментально хранит пару его картин, как по мне, совершеннейше бездарных, – а после уехал в Америку. Так вот недавно он преставился, а заодно вспомнил о родственниках, наградив их докукой в лице собственного отпрыска.

Он ужасен!

Он одет, как конюх, и манеры соответственные. Я подозреваю, что он ко всему незаконнорожденный, но стоило упомянуть об этом, как матушка тотчас разгневалась. Конечно, милый Кэвин, ты угадал: она тотчас прониклась к подкидышу просто-таки неестественной любовью, как если бы он был ее родным ребенком. По-моему, это вполне доказывает правоту утверждений, что женщины не способны к здравому мышлению, но руководствуются сугубо инстинктами.

Но возвращаясь к разговору о кузене. Пожалуй, я приглашу его в клуб, чтобы ты, Кэвин, мог самолично узреть это чудо.

Представляю, до чего это будет забавно!

Твой друг Джордж.

Моя дорогая Летти.!

До тебя, верно, уже дошли слухи о том, что в доме у нас появился новый жилец. И я спешу сказать, что все это – сущая правда. Его зовут Патрик, и он – мой кузен, сын американского дядюшки, про которого матушка рассказывает весьма скупо. Мне кажется, что дядюшка этот совершил нечто ужасное, иначе зачем ему скрываться столько-то лет? Но, конечно, спросить я не осмелюсь.

Ты же знаешь мою матушку, Летти. Она станет говорить, что юной леди надлежит сдерживать свое любопытство, потому как это – неприлично. Иногда мне кажется, что моя матушка и самую жизнь полагает занятием неприличным.

Но если уж говорить о моем внезапно объявившемся кузене, то я скажу так: он просто прехорошенький! О, Летти! Ты бы видела эти глаза! Они совершенно чудесные. Огромные и преисполненные неизбывной тоски, как будто душу Патрика снедает любовь. Я у него спросила, уж не осталось ли у него в Америке невесты или хотя бы девы, чей образ он поместил в свое сердце. Патрик ничего не ответил, но по тому, как он вздохнул, я все распрекраснейшим образом поняла.

Как это романтично! Только человек с тонкой душевной организацией способен на подобные чувства! И Патрик, несомненно, именно такой человек.

На его лице лежит печать вдохновения. Я допытывалась, не пишет ли Патрик стихи, но он весьма смутился, должно быть опасаясь, что я буду насмехаться.

О Летти, он такой тихий! Случалось так, что, зайдя в комнату, я не замечала его присутствия, пока Патрик сам не обращался ко мне с приветствием.

А может, он зачарован? Или проклят? Как в той истории, которую ты мне пересказывала. Жаль, моя матушка не дозволяет читать подобные романы, полагая их неприличными. Ну да я уже говорила, что все-то интересное в жизни для нее неприлично. Ты не поверишь, но порой мне хочется совершить какое-нибудь безумство, к примеру сбежать из дому, до того в нем душно и мертво. Но ты не волнуйся, я не совершу никакой такой глупости.

Признаться, я весьма рада, что в доме появился хоть кто-то живой, с кем можно перекинуться словечком. И не беда, что Патрик не особо разговорчив – я приписываю это врожденной стеснительности, – но я уверена, что вскоре мы станем друзьями.

И об этом я, несомненно, напишу тебе в следующий раз и самым преподробнейшим образом.

Твоя Брианна.

Дневник Патрика

Я решил вести дневник. Миссис Эвелина ведет дневник. И мисс Брианна ведет дневник. Она сказала, что все ведут дневник. Я не знаю, зачем. Но если так принято, я тоже буду.

Вначале надо написать про себя.

Я – Патрик Фицжеральд, сын Джорджа Фицжеральда и Изабеллы Доминики Марии Катарины Констансы Санчес. Мне шестнадцать лет. Я родился в Америке в поселении Оленья Кожа. Его так назвали, потому что старый Джордж всегда носил одежду из оленьей кожи. А старый Джордж первым пришел на это место и стал жить. Он искал золото. Он нашел золото. И появился город.

Я не знаю, правильно ли писать так. Но я не могу показать свой дневник мисс Брианне, хотя она очень добрая. Мисс Брианна сказала, что дневники нельзя никому показывать, их пишут для себя. Я не знаю, зачем мне писать для себя, если я и так все знаю. Но отец велел делать так, как другие. Я делаю. Я хочу, чтобы отец был мной доволен. И миссис Эвелина тоже.

Она красивая. Наверное, как мама. Маму я помню плохо. У нее были темные волосы. Отец на нее ругался.

Написал и вспомнил. А раньше я не помнил. Мы сидели в доме, и было темно. И холодно. Темноты я боюсь больше, чем холода. Мама держала меня на руках. Мама пела песню. Я забыл слова. Я глупый и постоянно что-то забываю, но сейчас мне обидно. Я не помню песни, которую пела мама!

Поставил кляксу.

Писать сложно. Пальцы устают. И еще мне грустно. Я слова забыл. Сижу вот, думаю, а в голове пусто. Отец говорил, что у меня всегда в голове пусто.