– Мы искали везде, облазали луг, болото, пойму реки вдоль и поперек, – генерал зло выхватил карту из портфеля и развернул ее. Половина карты была мокрой, перепачканной болотной грязью.

– Где?

– Вот здесь, – Слепой пальцем указал отрезок дороги, – сразу за железнодорожным полотном.

– Да, я выглядел полным идиотом, но еще верил, что ты не сошел с ума. А потом по связи мне доложили: в квартире Смоленского на Ленинградском никого нет и быть не могло, там дверь опечатана…

– Теперь выслушайте меня, Федор Филиппович, – остановил генерала жестом Глеб. – Я…

– Погоди, – наконец улыбнулся генерал, – я не сказал тебе главного. Да, я уже был готов придушить тебя; в конце концов, сегодня не первое апреля, чтобы разыгрывать старого человека. Да и тема для шуток неподходящая. Немного погодя начались и открытия. С Ленинградского проспекта мне доложили, что в квартире Смоленского сохранились следы борьбы, а из телефонного аппарата выдернут шнур – его нашли под ванной.

– Именно туда я его и забросил.

– И еще, повсюду стерты отпечатки пальцев, причем сделано это буквально час тому назад. Понадобилось еще совсем немного времени, чтобы отыскать на обочине шоссе изуродованный бампер от «Хонды Сивик» вместе с номерным знаком. И я поверил в то, что ты говорил мне. Нашлось и место, откуда скатилась машина с откоса. Пока что на лугу эксперты нашли только четыре гильзы, но, если судить по твоей обойме, их там значительно больше. Найдены гильзы от двух пистолетов, но ни самой «Хонды», ни трупов нигде нет. И самое главное, Глеб, это абсолютно точно, никто из нашей конторы людей не посылал ни на Ленинградский проспект, ни на Симферопольское шоссе.

Сиверов сидел задумавшись. Апатия, наступившая после того, как он убил человека, сменилась напряженной работой мысли.

– На всякий случай, Федор Филиппович, – сказал Глеб и положил на нелюбимый Потапчуком портфель удостоверение капитана ФСБ, – этого человека я убил сегодня ночью, хотя мне и не хотелось лишать его жизни.

– Глеб, для профессионала не существует слов «хочу» или «не хочу», – Потапчук аккуратно, двумя пальцами взял удостоверение, раскрыл его, Сиверов светил ему фонариком.

– Я, конечно, не лаборатория, мои глаза не микроскопы, но, по-моему, удостоверение настоящее, во всяком случае, сделано человеком, который знает толк в подобных документах. Я не нахожу в нем изъяна, но уверен на все сто процентов, что такого человека в наших рядах никогда не было. Я его заберу, отдам на экспертизу.

– Я не стану просить вас оставить его мне в качестве сувенира на память о сегодняшней ночи. Возможно, он и не Порфиров, и не служил в ФСБ, но все ребята, с которыми мне сегодня пришлось столкнуться, – профессионалы. Значит, раньше они служили, как минимум, в спецназе. Нет, – тут же остановил себя Глеб, – их готовили более серьезные люди. Они чудесно умеют действовать в большом городе, знают его досконально.

– Фотография с лицом совпадает? – поинтересовался Потапчук.

– Да, фотография настоящая.

– Мы поищем по картотеке. Я уверен, «Хонду» они спрятали где-то рядом – возможно, следует поискать в реке. Не могли же они за час раздобыть кран и грузовик? Ты бы как сделал?

– Я отбуксировал бы машину к ближайшему водоему.

– А трупы?

– Трупы забрал бы с собой.

– А теперь, Глеб, скажи самое главное: какого черта ты оказался в опечатанной квартире Смоленского? Только не втирай мне про интуицию.

– Я вышел оттуда нес пустыми руками.

– Что ты искал?

– То, что нашел, – Сиверов извлек из матерчатой сумки ноутбук, открыл его прямо на коленях, показал генералу компакт-диск.

– «Реквием». Моцарт. Часть третья, – прочитал генерал надпись. – Ты же любитель Вагнера.

– Кто записывает на отдельные диски произведение по частям? Смотрите!

Для генерала Потапчука любой компьютер был чем-то вроде волшебного зеркальца. Как человек старой закалки, он слабо верил в возможности современной техники. Словосочетание «электронный документ» он воспринимал как нонсенс. Документ должен быть непременно выполнен на бумаге, скреплен печатью и подписями.

– Смоленский был человек непростой, – говорил Сиверов, щелкая клавишами. – Как всякий великий талант, он любил сомневаться, занимался самоедством. Несомненно, что незадолго до гибели он совершил очередное открытие, способное изменить мир.

– Над чем работал Смоленский, кроме выполнения американских программ?

– Вы делаете успехи, Федор Филиппович. Официально он работал над уничтожением оружия, но мозг-то его уже был заточен под конкретные разработки. Он просто не мог не думать о продолжении старой работы, он противился этому, но талант двигал его по инерции. Смоленский сделал открытие и испугался его последствий. Он был единственным координатором секретных разработок биохимического оружия, один обладал полнотой информации. Смерть свою он предвидел, готовился к ней, а значит, должен был привести в порядок архивы. И вот перед ученым, который шел к открытию всю свою жизнь, возникает дилемма: как человек, живущий земной жизнью, он понимает: открытие следует уничтожить, но как ученый не может этого допустить. Все равно открытие рано или поздно сделают другие. Он собирает все данные воедино и прячет их с таким расчетом, чтобы рано или поздно их обнаружили, перекладывает ответственность с себя на потомков и на провидение. Я обнаружил у него в квартире на Ленинградском компакт-диск, на котором вместе с музыкой записаны закодированные файлы. Раскодировать их несложно, Смоленский не кодировщик, он наверняка использовал стандартные компьютерные программы. Вот, посмотрите, – Сиверов указал пальцем на монитор. – Я уже определил шифры доступа к файлам.

– Глеб, ты ничего не повредишь?

– У меня дисковод не пишет, а только читает. Невозможно испортить книжку взглядом.

Глеб внимательно всматривался в значки, возникшие на мониторе. Первая мысль о, том, что не подошли кодировки и стоит сменить шрифт, отпали Компьютер одинаково хорошо читал и латинские, и кириллические буквы, читались и греческие, специальные символы: в ноутбук были подгружены все возможные шрифты.

– Черт, хитер Смоленский! – с восхищением воскликнул Сиверов.

– Ты что-нибудь понял?

– Я понял Смоленского. Да, он не кодировщик, но зато настоящий ученый – Что это за галиматья на экране?

– Может, я и ошибаюсь, но это вряд ли. Самое простое решение всегда самое верное! Он взял материалы исследований и разделил их на части. По-моему, таких частей не менее трех.

– Но хоть одну часть мы можем прочесть? Сиверов засмеялся:

– Смотрите, – он сцепил пальцы, а затем медленно развел руки, – он рассыпал текст на буквы, слова, слоги, знаки, используя генератор случайных чисел. На этом диске есть и маленькая программа, которая способна собрать из отдельных знаков, слов целый текст, но для этого нужны и другие диски, на которых Смоленский записал искореженную информацию. У нас есть лишь одна рука, – Сиверов поднял ладонь с растопыренными пальцами, – где-то есть вторая, и мы должны соединить их – вновь сцепить пальцы. Иначе текст невозможно прочесть.