я таким, конечно же, не стану. Это очень интимный момент.

Я чувствую прилив невероятной энергии. Мне хочется много-много сделать! Всё успеть!

У высокого зеркала в спальне стою долго, рассматривая себя, вглядываясь в мельчайшие детали и выискивая изменения. Я ведь теперь женщиной стала.

Но ничего особенного, кроме разве что улыбки на все тридцать два и блестящих сильнее обычного глаз я не замечаю.

Быстро собираюсь в колледж. Душ принимаю, волосы собираю в пучок. Рисую стрелочки, как меня Таня научила.

Сегодня у меня все две пары, в “Джазе” выходной, так что я успею приготовить какой-нибудь вкусный ужин к приходу Германа.

В колледже я тоже полна энергии. Активно поднимаю руку для ответов и первая заканчиваю моделирование изделия. Даже девчонки уже посматривают с интересом.

— Ты сегодня прямо в ударе, — говорит Таня после пар, когда идём на остановку.

— Настроение хорошее, — отвечаю ей, но о причинах пока решаю умолчать.

Думаю, нет ничего страшного в том, чтобы поделиться с близкой подругой, но пока что я хочу сохранить это лишь в себе.

Вернувшись домой, я спешу достать мясо из морозилки, разморозить и замариновать, чищу картофель и овощи. Выкладываю всё это в жаропрочное стеклянное блюдо и посыпаю сухими травами. Только кинзу не добавляю, помню, как Герман однажды обмолвился, что она ему одеколоном несёт, не любит её.

Убираюсь в квартире, меняю простыни. Немного смущаюсь, когда вижу на них несколько мазков крови. Мне удаётся их отстирать с мылом, прежде чем забросить бельё в стиральную машину.

Интересно, как теперь будет всё? Мы будем спать вместе?

Я очень надеюсь на это…

Я даже успеваю проштудировать конспекты и заполнить таблицу по маркетингу. А ближе к шести разогреваю духовку и ставлю блюдо внутрь.

Всё готово, дела сделаны, по квартире уже расползается вкусный аромат. И я начинаю томиться ожиданием. Скучаю по нему. Несколько раз подхожу к зеркалу, чтобы убедиться, что я выгляжу хорошо. Поправляю волосы и кусаю губы, чтобы ярче были.

Когда в двери щёлкает замок, я вся вздрагиваю. Подбираюсь, ловлю себя на том, что рефлекторно снова поправляю волосы и выпрямляю спину.

— Привет, — здороваюсь первой, выходя навстречу.

— Привет, Женя, — Герман входит и смотрит на меня, стаскивая куртку с плеч.

Это как внутренний порыв, который я оказываюсь не в силах сдержать. Мне кажется, я ловлю верный баланс — не душу его вниманием, я ведь ни одного сообщения в течение дня не написала, но и вести себя как малолетняя скромница тоже не хочу. Герман — взрослый мужчина и, думаю, ему бы хотелось такого взрослого поведения и от меня.

Я делаю к нему шаг, приподнимаюсь на носочки и целую в губы. Мягко и осторожно, но, надеюсь, это даст ему понять, что со мной не нужно возиться. Я вполне уже себе взрослая и осознанная.

На мой короткий поцелуй он отвечает так же коротко. Человек приехал с работы, устал за целый день. Думаю, такого приветствия достаточно.

— Очень вкусно пахнет, — мягко улыбается, но я замечаю, что взгляд остаётся серьёзным. Даже скорее хмурым. Может, что-то произошло?

— Я запекла мясное рагу. Ты голодный?

Это “ты” у меня получается сказать так просто и легко, словно я всегда его так называла на ты.

— Женя, даже если бы я плотно поел десять минут назад, запах твоей стряпни не может не возбуждать аппетит.

Вот бы не только аппетит… Но судя по вчерашней ночи — не только.

Вымыв руки, Герман выходит из ванной, а я как раз достаю из духовки блюдо с готовым рагу.

— Горячее ещё. Сейчас в тарелки положу, быстро остынет.

— Жень, подожди, — Герман подходит и берёт меня за руку. — Иди сюда. Присядь. Поговорить надо.

Он увлекает меня в гостиную к дивану и опускается рядом. Наверное, хочет обсудить вчерашнее, думает, я переживаю. Но я постараюсь убедить его, что всё нормально. Я в полном порядке.

— Жень, сегодня Руслана крепко взяли за задницу. Он в СИЗО, и даже папаша его оттуда не вытащит до суда. У следствия такие факты, неопровержимые, что вытащить сучонка даже за уши не получится. И я, конечно, прослежу.

Внутри будто шар сдувается. В груди становится свободнее, и даже легче дышать.

— Спасибо тебе, — шепчу и беру его за руку, сжимаю грубые мужские пальцы своими. — Спасибо огромное, если бы не ты…

— Нормально всё, Жень, — мягко сжимает в ответ. — Нельзя позволять подонкам обижать хороших девочек. Ты можешь больше не бояться его и спокойно вернуться в общежитие.

Глубоко в груди ощущение, будто кто-то впрыснул мне туда что-то очень холодное. Ледяное. Что-то, что словно яд начинает расползаться по организму, на своём пути замораживая все вены и артерии. Хочется обнять себя руками, чтобы хоть немного согреться.

Я смотрю на него не моргая. Руки и ноги наливаются такой тяжестью, что кажется, что я и пошевелиться не смогу, если захочу. Но мне не хочется даже шевелиться… Всё, на что я сейчас способна — это медленно высвободить свои пальцы.

— Так мы… не сможем видеться часто, да? — в горле будто что-то мешает говорить.

— Женя… — в его тоне слышится боль, будто кто-то ему её причиняет, заставляя говорить то, что он сейчас собирается сказать. — Нам лучше вообще не видеться.

Тот холод, что уже и так расползался в груди, вдруг резко сковывает, заставляя рвано выдохнуть. Больно. Горько.

Чувствую, как в пальцах появляется мелкая дрожь. Герман тоже её замечает и снова сжимает их, но лучше бы не прикасался.

— Женя, послушай. Всё, что произошло вчера — моя вина. Я сорвался. Слетел с тормозов, с катушек, вообще со всех предохранителей. Но это была ошибка.

— Я совсем не нравлюсь тебе? — шепчу приглушённо.

Кожа век начинает гореть. Только бы не расплакаться. Я столько читала, что перед мужчиной нужно быть гордой, не показывать свою уязвимость, но сейчас все эти установки кажутся туманным бредом. Я будто обнажена перед Германом в своих чувствах и не способна прикрыться.

— Женечка, — он берёт обе мои ладони и сжимает в своих, сложив вместе, — ты не можешь не нравиться. Я серьёзно. Но я тебе не подхожу, Женя. Я вдвое старше, понимаешь? У тебя впереди учёба, юность, любовь. Всё впереди, Женя. А у меня неудачный брак, дочь-подросток и куча проблем. Сейчас тебе обидно, знаю, но ты скажешь мне спасибо потом. Ты обязательно сама это поймёшь.

Я больше не могу слушать это. Мне становится так больно, что начинает тошнить. Я резко встаю с дивана и отхожу в сторону. Не могу, не хочу быть так близко,